Джером Чарин - Смуглая дама из Белоруссии

Харви был самым маленьким — остальным стукнуло лет по одиннадцать-двенадцать, и они даже провели ночь на катере береговой охраны под названием «Отважный». Маршировали они лихо, но это был чистой воды блеф; глаза их не горели так, как у человека-крысы и моего брата, от чувства одиночества, ведомого лишь тому, кто живет в товарняке или за помойным баком…

Командовал парадом Начальник Флинн. Ехал вместе с Дарси и мистером Лайонсом на «кадиллаке» впереди скаутов. Я в жизни не видал такого огромного, толстого человека, но, может, просто солнце жгло глаза, и мне это почудилось. У него было шесть подбородков, а роза на лацкане казалась лужицей крови. Он сжимал микрофон и то и дело поминал президента.

— Франклин Рузвельт… О, этот человек очень любит парады. «Эд, — сказал он мне, — я горжусь твоими марширующими мальчиками, мальчиками из Бронкса».

Мама с папой пришли на парад, и папа плакал, глядя на Харви — тот шагал в центре широченной колонны, беззащитный перед пыльной листвой, притом что губы у него, казалось, того и гляди посинеют, а легкие — лопнут. А Малыш не плакал. Я проклинал этот парад. В последний момент Ньюта и Вэла приняли в скауты — видимо, миссис Рузвельт нажала на Начальника Флинна, — и теперь брату приходилось маршировать вместе с близнецами Рэткарт, а они, хоть и гетрах, то и дело спотыкались и ломали безупречную белую шеренгу.

После парада Харви снова слег. Спасались серными сигаретами: приходилось терпеть их жуткую вонь, зато Харви от их дыма становилось чуточку легче. Выручил нас Дарси: выхлопотал брату место в военном поезде, проезжавшем через Аризону. Мы пошли провожать Харви на вокзал. У Фейгеле дрожали веки. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Она не любила Харви и все же не могла смотреть, как он уезжает. Подхватил ее не папа, а Дарси. Он заявился на Пенсильванский вокзал в кремовом пальто, принес книгу — «Джекилла и Хайда» в сафьяновом переплете, на котором были вытиснены инициалы Харви.

И я его понимал. Мне он симпатизировал, а Харви — восхищался, еще бы: этот Свистун отказался от награды в тысячу долларов.

Мы помахали Харви. Они никогда не жаловался на школу в Аризоне, не говорил, что скучает по Бронксу; Америка заменила ему маму с папой.

А Фейгеле провалилась в бездну отчаяния; у нее не было сил даже причесаться. Я готовил ей еду, подливал папе шнапса. Малыш сделался маленьким главой дома. Я скучал по Харви. Он был моим идеалом. Утешался я похождениями человека-крысы, они выходили каждую неделю. Потом мама начала понемногу приходить в себя.

— Ему ведь там лучше, да, Малыш?

— Харви нужно солнце.

— Ты пойдешь в школу, мы научимся писать и будем знать, что и как у Харви.

— Мама, — сказал я, — я могу хоть институт закончить, но все равно не разберу его почерк. Никто не разберет.

— Не выдумывай, — сказала мама. — Мы обязательно научимся.

Она подошла к зеркалу, причесалась, провела по губам блестящим красным кругляшком помады и отправилась к стоматологу сдавать карты.

Выйдя замуж, она стала мадам Кюри. А в девичестве ее звали Мария Склодовская, и родилась она в Варшаве в 1867 году. Отец ее, скромный учитель математики, спустил деньги на бирже, а Мария была одаренным ребенком и, когда ей еще и пяти не исполнилось, запоминала карты, страны и языки. Она поступила в русский лицей, где изматывала профессоров своими познаниями в области философии Спинозы и физики. Но на университет у ее отца денег не оказалось. И в семнадцать лет Мария, самая блестящая ученица в классе, стала гувернанткой. Она жила словно во сне. Работала, как ломовая лошадь, чтобы поддержать домашних. Наконец ей удалось вырваться в Париж и продолжить образование в Сорбонне. Она влюбилась во француза, ученого Пьера Кюри, вышла за него замуж и стала работать вместе с ним в лаборатории. Вместе они открыли радий, вместе в 1903 году получили Нобелевскую премию. Но в 1906 году Пьер попал под повозку на рю Дофин и тут же умер. Мадам Кюри продолжила начатые ими исследования радиоактивности и стала первой женщиной-преподавателем Сорбонны. В 1911 году ей дали еще одну Нобелевскую премию. Она получила наград больше всех на планете, была популярнее кинозвезд и королей и целиком посвятила себя науке. Постепенно радий в лаборатории стал отравлять организм мадам Кюри; ее кровь превратилась в воду, и в 1934 году она умерла от лейкемии.

«Метро-Голдвин-Майер» решила отоварить ее жизнь и выпустила «Мадам Кюри» — самый громкий кинохит 1943 года с рыжеволосой Грир Гарсон [86] Эйлин Эвелин Грир Гарсон (1904–1996) — британская актриса, одна из главных звезд «Метро-Голдвин-Майер» 1940-х годов. в главной роли. Актриса совсем не была похожа на Фейгеле, но в фильме сыграла именно смуглую даму. Весь Бронкс влюбился в экранную мадам Кюри. Грир Гарсон красовалась во всех витринах. Про нее нельзя было сказать «цыпочка в купальнике».