Джером Чарин - Смуглая дама из Белоруссии

— Странно. Мне казалось, что наоборот.

— Что вы здесь делаете? Преследуете нас с сыном даже на кладбище?

— Нет. Отдаю дань уважения покойнику.

— Дарси тебя ненавидел. Его живодеры отправили тебя на больничную койку… ты до сих пор не поправился.

— Он был настоящим бойцом. На его месте я поступил бы точно так же.

— В смысле?

— Он любил тебя.

— Ну да, как же, — ответила Фейгеле. — Он из борделя не вылезал.

— Он любил тебя. Ты единственная, на ком бы он женился.

— Откуда ты знаешь?

— Он мне сам сказал. Признался. Потому-то ему и пришлось проломить мне голову.

— Поди вас, мужчин, пойми.

Мама пальчиком приподняла вуаль. Здесь, на этом благоухающем цветами кладбище, на холме, на котором Дарси упокоился бок о бок с Германом Мелвиллом, автором «Белого кита», смуглая дама чувствовала себя неуютно.

— Как поживает твоя женушка?

— Мы разъехались, — сообщил Чики.

Я застрекотал Фейгеле на ухо: если собираешься в «Уильям Говард Тафт», не ссорься с Маршей Эйзенштадт, ведь она лет через семь-восемь точно пробьется в завучи.

— Маляр, — сказала мама, — не бросай своих детей.

И уплыла от Чика, и я вместе с ней.

Через неделю после похорон мистер Лайонс стал подкатывать к маме. Заявился с целой плантацией роз — еле-еле сам за ними виднелся. Звал маму открыть собственный игорный клуб в «Конкорс-плаза».

— Флинн дал добро. Он в тебе заинтересован. Сказал: «Фейгеле должна плыть с нами в одной лодке. И пусть берет с собой на борт того лишайного паренька».

— Малыш уже давно не лишайный. Вы не заметили, мистер Лайонс? И зачем вы лижете зад тому, кто приговорил Дарси к смерти?

— Боже упаси, — воскликнул мистер Лайонс. — Стоматолог умер от сердечной недостаточности.

— Скорее, от разрыва сердца. Он был политическим заключенным.

— Фейгеле, в этом году выборы. ФДР не мог допустить скандала в Бронксе. Пришлось бросить Дьюи косточку. У Флинна были связаны руки.

— Косточку? Тогда сам сдавай карты Флинну и прочим начальникам, у которых связаны руки.

— Фейгеле, это политика. Дарси был мне другом.

Мама завернула президента Бронкса вместе с плантацией роз. И сняла со стены портрет ФДР. Сержант Сэм аж поперхнулся шнапсом.

— Фейгеле, это президент Соединенных Штатов.

— Только не в моем доме.

Мама забросила всю свою деятельность. Шальных денег не стало. Я уже не мог пойти в магазин и наобум взять с полки первую попавшуюся игрушку — пиратский пистолет или фигурку Бэмби. Я жалел о том времени, когда мама работала на черном рынке.

Я удирал из школы всякий раз, когда Чик приглашал маму в «Суровые орлы». Ему снова был открыт доступ туда. Русские гангстеры, что толпились у барной стойки, не решились бы на такой плевок в лицо Меиру Лански. Чик был связан с его подручным. Меир жил на Сентрал-парк-уэст, и никто из этих гангстеров его в глаза не видал, но связываться с Коротышкой Лански никому не хотелось. Он с детства водил дружбу с Багси Сигелем, психопатом, основавшим Лас-Вегас; шел по стопам Арнольда Ротштейна, первого короля организованной преступности; проворачивал дела на пару со «Счастливчиком» Лучано, наследным принцем Ротштейна. Однако еще ни разу его лицо не засветилось на полосах американских газет; о «Коротышке» Лански писала разве что еврейская пресса — и то лишь о том, сколько он жертвует на синагоги и летние лагеря. Но, похоже, в Бронксе и «Суровых орлах» знали о Меире нечто такое, чего не ведали манхэттенский окружной прокурор и «Нью-Йорк таймс». Этот игрок-филантроп, король музыкальных автоматов, ярый демократ чурался публичности. Русским гангстерам было страх как любопытно, видел ли Чик Меира Лански.

— Какой он? Чики, а правда, что он как взглянет, так ты от страха в ледышку превратишься?

— Джентльмены, он такой душка, ну прямо Санта-Клаус. Прикиньте, мы с ним виделись всего пять минут. Он спросил, каково Бронксу без Джо Димаджио.

— Он что, совсем там у себя в песках [88] В описываемое время Меир Лански активно развивал игорный бизнес в Лас-Вегасе, который находится в пустыне Невада. закопался и знать ничего не знает? Димаджио сражается за Америку. Некогда ему в бейсбол играть…

— Скажите это сами Коротышке Лански.

Русские гангстеры уткнули носы в стаканы с водкой. А Чик пригласил нас с мамой обойти его владения. Я смотрел, как двести маляров ползают по стенам госпиталя и белят их все разом за полдня. Чики называл это шокотерапией: никто не мог тягаться с его малярами в дисциплине и скорости. Он обскакал всех подрядчиков в Бронксе и обязан был либо «сдать» госпиталь в кратчайшие сроки, либо распрощаться с заработком. Он размахивал руками, как постовой — у него и жезл имелся, — и подгонял свои ударные части, чтобы те пошевеливались.