— Так что будем делать с этими танками, товарищ старший сержант?
— Черта с два их сдвинешь с места.
— С помощью двух «студебеккеров» вполне можно.
— Искорежены, вросли в землю. Груда железа. Не сумеем.
— Надо достать где-то взрывчатки, и все будет в порядке.
— Хорошо, я поговорю с саперами. А пока, ребята, может, вон тот окоп засыплем.
— Да, рубка здесь, видать, была страшная!
— Столько танков на таком небольшом участке!
— А помнишь, под Мирославцем? Но там с нами шли тяжелые танки ИС, а их ни один немецкий снаряд не брал.
— Как только такой бункер на колесах вступал в бой, успех был обеспечен, 122-мм пушки, а лобовая броня, наверное, миллиметров двести! Что такому сделаешь?
— Нащелкали мы тогда «тигров» и «пантер» дай боже.
— А здесь, видно, русские пустили одни Т-34.
— Посмотрите вон на тот танк. Башню чуть не снесло.
— Пробоина в правом борту, гусеница сорвана.
— А все-таки справился с двумя «тиграми». Да и того «фердинанда», там, на пригорке, тоже, наверное, подбил, судя по их расположению.
— Подожгли его. Может, даже «фаустники». А ты знаешь, я раз, в Берлине, ихними фаустпатронами стрелял? По станковому пулемету. Устроился в окне подвала, обложил себя мешками с песком. И никак к нему не подступишься.
— Это тот, который нам тогда перекресток блокировал? Головы нельзя было поднять.
— Тот самый! А фаустпатронов под рукой была целая куча. Я схватил один…
— А ты что, умел с ними обращаться?
— Кто-то из ребят прочитал по слогам инструкцию. А впрочем, невелика премудрость. Взял трубу, приложил к плечу, навел на цель и как врезал!
— Ну и что?
— До сих пор еще чувствую боль в плече, такая сильная была отдача.
— А что с пулеметом?
— Получил свое! Эти «фаустники» доставили нам немало хлопот. Сколько наших танков подожгли.
— Но наши противотанковые ружья были более надежными. Только надо было не спешить и хорошо прицелиться. Раз, помню, идут на нас «тигры»…
Родак подошел к подбитому Т-34. Корпус обгорел. Вмятины от снарядов. Обе гусеницы порваны, уже начали обрастать молодой зеленой травой. Большая, чуть ли не сквозная, пробоина в броне. Он забрался на танк, заглянул в люк. Смрад гари, все покорежено, расплавилось от огня. Интересно, а что стало с экипажем? Какой путь прошел этот танк?
До Берлина ему было уже недалеко, а пришлось остаться здесь. Не дошел. Как и Ваня. А может, это его танк? Или из батальона советского капитана, который должен был поддерживать их в Берлине, когда они готовились к атаке на Тиргартен? Родак помнит — утром они должны были двинуться на штурм. Майор Таманский в окружении офицеров изучал план района. Немцы превратили почти каждый каменный дом в бункер. Поддержки своей артиллерии было недостаточно. Батальону нужны были танки.
— Нас будут поддерживать советские танки. Вот-вот сюда должен явиться их командир, чтобы договориться о взаимодействии.
Вскоре в набитый битком, скупо освещенный подвал вошел в сопровождении связного танкист, красивый, ясноглазый молодой офицер в шлемофоне, комбинезоне, с пристегнутым к ремню трофейным «Вальтером». Ловко выбросил руку, отдал честь:
— Товарищ майор, командир батальона танков Т-34 капитан Иванов прибыл для обсуждения вопросов взаимодействия.
— Здравствуйте, товарищ капитан. Моя фамилия Таманский.
— Я рад, товарищ майор, что буду взаимодействовать с нашими польскими союзниками.
— Мы тоже рады, что прославленные Т-34 будут поддерживать нас. Не раз видели ваших танкистов в бою. Ну, а теперь приступим к делу, договоримся о взаимодействии. Как-никак батальон танков — это сила. Я как раз обдумываю, как лучше их использовать…
Лицо молодого капитана сразу стало серьезным, как-то сжалось, побледнело. Только теперь Родак заметил его провалившиеся щеки, глубоко запавшие, покрасневшие от усталости глаза.
— Разрешите, товарищ командир. Хочу внести полную ясность: у меня всего три танка.
Таманский выпрямился. Раздраженным, резким, может быть даже чересчур резким, тоном бросил:
— Вы, видимо, шутите, капитан. Мне выделили батальон танков. И вы доложили, что являетесь его командиром…
Капитан закусил губу.
— Все верно. Я — командир батальона танков Т-34, товарищ майор. Но… мы идем от самого Сталинграда… — почти шепотом ответил Иванов.
В воцарившейся тишине его услышали все. И все поняли трагедию молодого командира, потерявшего на своем боевом пути, не считая пополнений, восемнадцать экипажей. А эти три, которые уцелели и дошли до Берлина, завтра на рассвете снова пойдут в бой…
Читать дальше