Збигнев Домино - Пора по домам, ребята

Лес они миновали благополучно, без каких-либо неожиданностей. Осложнения начались немного дальше. Внезапно разразилась гроза. Стало темно как ночью, на них обрушился страшный ливень. Они как могли укутывали плащ-палатками раненого Яцыну, но это не очень-то помогало. Да еще как назло вокруг ни одного населенного пункта, ни одной лачуги. Ливень не ослабевал. Наконец, проехав несколько километров, они заметили слева от шоссе то ли овин, то ли конюшню. Родак забарабанил по крыше кабины и показал рукой Дубецкому, куда сворачивать.

— Проедешь? Придется переждать, Яцына не выдержит.

— Попробую.

Машина свернула в поле. Мощный мотор «студебеккера» ревел на предельных оборотах. Ливень, казалось, еще больше усилился. Доехали. Гожеля с Брауном спрыгнули на ходу. Большой сарай был предназначен для хранения сельхозинвентаря. Гумно пустовало, в одном закроме — остатки соломы, сена, плевел, в другом — молотилка и какой-то хлам. Попытались открыть большие деревянные ворота, чтобы машина въехала на гумно, но они были тяжелые, заржавевшие и не поддавались.

— Ладно, не надо! — крикнул Родак. — Бросьте на землю немного соломы, чтобы было на что положить Яцыну. Сейчас перенесем его.

Браун ударом ноги отшвырнул в сторону валявшуюся под ногами корзину и начал искать место для раненого. Гожеля побежал за соломой. И вот тут-то и началось! Браун услышал многоэтажное ругательство Гожели и не успел еще даже обернуться, как в закроме началась какая-то возня и тут же раздался выстрел. Он сорвал со спины автомат, укрылся за опорной стойкой. Темно. Понял, что Фелек с кем-то схватился. Хотел было броситься ему на помощь, как вдруг откуда-то сверху на него навалилась массивная туша и придавила к земле. Он не мог даже вздохнуть, слышал только приглушенный треск своего автомата. Наконец почувствовал, как тело напавшего вдруг обмякло, объятия ослабли…

Эва и Клара сидели в кабине. Дубецкий откинул борт грузовика и стоял вместе с Родаком наготове, чтобы принять Яцыну, которому помогал санитар. Он первым сообразил, что в овине что-то происходит.

— Кто-то выстрелил или мне показалось? — крикнул он, поддерживая обессилевшего Яцыну.

— Где?

— В овине, вроде бы…

Они повернули головы в ту сторону, и тогда уже все услышали несколько приглушенные, но отчетливо слышимые короткие автоматные очереди. Нельзя было терять ни минуты. Они быстро стащили Яцыну с кузова и уложили на плащ-палатку под машиной. Тылюткий остался охранять раненого и автомашину. А Родак с Дубецким помчались в сторону овина, но тут вдруг через калитку в воротах выбежали — один за другим — двое штатских, отстреливаясь на бегу из автоматов. Родак нажал на спусковой крючок. Короткая очередь с расстояния в несколько метров свалила на землю одного из бегущих. Другой кувырнулся, но тут же вскочил и скрылся за овином. Дубецкий устремился за ним вдогонку. Родак, держа ворота под прицелом, крикнул:

— Фелек! Браун!

— Здесь я. Не стреляй, выхожу!

Родак узнал голос Брауна, а через минуту и он сам показался в дверях.

— Цел? Что с Фелеком?

— Да все в порядке. А где фрицы?

— Одного уложил, а за другим побежал Дубецкий. И ты давай туда.

Родак вошел в овин.

— Фелек?

— Сейчас, одну минуту, а то этот боров никак не может выбраться из своего логова. Ну, фриц, битте, битте, чертов бандит. Исцарапал меня, как баба. Ну, шевелись, а то как врежу…

В углу гумна Родак увидел неподвижно лежащую фигуру. Он не стал дожидаться, пока Фелек управится с пленным, выбежал во двор, чтобы посмотреть, что с Яцыной и девчатами. Спустя некоторое время вернулись Браун и Дубецкий, ведя скорчившегося, стонущего мужчину. Дубецкий прихрамывал.

Гроза как неожиданно началась, так неожиданно и кончилась.

Из-за туч выглянуло солнце. Все молча занимались каждый своим делом. Им самим не хотелось верить, что еще минуту назад под проливным ливнем, под гром и молнии они выдержали здесь ожесточенную, кровавую схватку с врагом. У Родака мелькнула мысль, что и он мог бы лежать у стены овина, как эти двое немцев. Тот, с которого все началось, рыжеватый парень — просто поразительно, как щупленький Фелек сумел справиться с ним, — копал могилу для своих «камрадов». Сержант Тылюткий перевязывал раненых. Яцына чувствовал себя хуже, у него поднялась температура, временами он терял сознание. Тяжелым было и состояние немца — рана в паху не сулила ничего хорошего. Дубецкому пуля прошила насквозь правое бедро. Как выяснилось, они напоролись в овине на четверых эсэсовцев, которые, переодевшись в гражданскую одежду, но вооруженные, намеревались пробиться на запад. Они отстали от довольно многочисленной группы бродивших по Черному лесу и его окрестностям и готовых на все эсэсовцев. Это была важная информация для командира батальона, и Родак ломал себе голову, как поскорее передать ее в часть. В батальон — до которого было ближе, чем до госпиталя, — он вернуться не мог из-за Яцыны. Тогда он решил как можно скорее ехать вперед, надеясь по пути встретить какую-нибудь польскую или советскую часть. Тылюткий с Брауном уложили Яцыну на свежую солому. Рядом с ним сел Дубецкий, который до последнего упорствовал, хотел сам вести машину. Но нога кровоточила и все больше опухала. Раненый немец лежал с закрытыми глазами и постанывал. Родак подошел к Гожеле.