«Слава Иисусу Христу. Здравствуй, дорогой Племянник. Слава богу, хоть Ты нашелся. Мы все здесь скорбим по Тосе, Твоей матери, а нашей дорогой сестре. Не вернется уже к нам никогда. И лежит где-то там далеко. А у нас тоже несчастье за несчастьем. Стефана, дядю твоего, немец в лагерь вывез и что с ним — неизвестно. Ты пишешь, что не имеешь никаких известий о своем отце. Мы тоже ничего о нем не знаем. Пока ты не писал, мы думали, что вы все вместе и, может быть, когда-нибудь увидимся. А может, Сташек, выхлопочешь хотя бы пару деньков отпуска и навестишь нас? А дедушка Твой Ян, со стороны отца, — умерли. А дядю Антека, старшего брата Твоего отца, застрелили, уже после освобождения. Свои его убили, у нас тут даже между соседями нет до сих пор мира, и все из-за политики. Что собираешься делать после армии? В случае чего не раздумывай, а приезжай в Калиновую. Как-нибудь проживем. И побереги себя, наш дорогой Племянник, ты ведь у нас один остался. Все мы здесь удивляемся, как тебя, такого молодого, взяли на войну, но что поделаешь. Пиши нам. А мы, если узнаем что-нибудь о Твоем отце, напишем Тебе. И все здесь тебе сердечно кланяются. Да хранит Тебя пресвятая дева Борковская, дорогой Племянник.
Твой дядя Изидор и дедушка из Калиновой».
Родак носил это письмо с собой и часто перечитывал его. Как будто бы ему протянули руку, будто бы связали узлом концы порванной нити…
…Работали вместе с отцом в тайге на вырубке леса. Пилили могучие сосны, лиственницы, кедры. Ловили рыбу, ставили силки на дикого зверя. Тайга! Лесные дебри без начала и без конца. Единственное еще, пожалуй, место на земле, где деревья сами рождаются и, одряхлев, умирают. Стройные, как ионические колонны, сосны. Лиственницы. Кедры. Березы. Голые, овеваемые ветрами скалы. Бездонные болотные топи с торфяными кочками, похожими на уродливые бородавки. Реки, речки, ручейки. Где полно рыбы, глубокие, быстрые и чистые как слеза. Грибов — сколько и каких только хочешь. Земляника, лесная клубника, малина, черника, красная и черная смородина, дикий крыжовник и брусника. Цветы, которые не встретишь даже в самом экзотическом ботаническом саду. Благоухающие и без запаха, как бы из нереального мира — красивые, яркие, причудливой формы. Лось, олень, косуля, заяц, который на зиму надевает белую шубку, куница, белка, пестрый бурундук, лиса, волк и хозяин тайги — бурый медведь.
Сташек, который с детских лет любил живность, был просто одурманен этой оргией природы. Даже тучи мошкары — извечный источник страданий всего живого в тайге, от птиц до людей — не смогли омрачить этих впечатлений. Даже мороз, градусов этак за тридцать, от которого трещали по ночам с пушечным грохотом стволы могучих деревьев, не мог охладить восхищения окружавшей его неповторимой, первозданной природой. Если у него было время, он часами бродил по тайге, любовался, удивлялся и не мог надивиться ею. Вскоре он хорошо узнал ее, привык к ней и, пожалуй, даже полюбил. Тайга не только радовала, но и успокаивала его исстрадавшееся и тоскующее по матери, по Польше сердце, помогала чем могла. Из тайги он никогда не возвращался голодным и с пустыми руками. Научился ловить рыбу, выслеживать дичь, отыскивать гнездовья водоплавающей птицы, токовища фазанов, охотиться.
В июне 1941 года и до Поймы дошла война. Для поляков, которых сюда забросила судьба, это была уже вторая война. А вернее — продолжение той же самой. Первая началась в сентябре 1939 года, когда Гитлер напал на Польшу.
И вот будто вымело мужиков-сибиряков с берегов Поймы, Бирюсы, Ангары, Енисея и Байкала. Остались в тайге одни бабы, бородатые старики, помнящие еще батюшку царя и японскую войну, дети. Да поляки. Их, хотя они были молодыми, здоровыми и способными носить оружие, на войну не брали. Он спрашивал отца: «Почему, батя?» — «Политика, сынок». — «А что будет с нами, с Польшей?» — «Поживем — увидим. А Польша будет. Должна быть. Раньше или позже, запомни это», — неизменно, с непоколебимой уверенностью отвечал отец… В сентябре 1941 года его и еще нескольких поляков вызвали к председателю поселка. Тот показал им «Правду» с напечатанной информацией о подписании соглашения между генералом Сикорским и Сталиным. «Запоздала немного газета, но зато вместе с ней пришла инструкция, что вы можете идти в польскую армию. Если все пойдет хорошо — будем союзниками и вместе двинемся на Берлин…» Ну и пошел отец искать ту польскую армию. А вместе с ним и еще несколько поляков. «Другого пути, сынок, в Польшу нет. Прости, что оставляю тебя одного. Среди людей — не пропадешь. А как только представится возможность, сразу же тебя заберу». — «Батя, я тоже хочу в польскую армию». — «Война ведь, сынок, ты еще совсем молоденький, жаль тебя. Жди здесь. Напишу. И помни, что ты поляк. А если что со мной случится, то знаешь, откуда ты родом». — «Знаю, батя. Будь спокоен, до Польши я дойду…»
Читать дальше