— Конечно, — вяло повторял он время от времени. — Ага.
— Я не раз с ними говорила, но пожилые люди посторонним не доверяют. Многое сейчас зависит от вас.
— Да, конечно.
Он боялся, что его односложные ответы наскучат ей и она уйдет, оставив его в одиночестве. И попросил ее еще что-нибудь рассказать о своих школах. Слышать о вещах посторонних все-таки легче, чем о непосредственно тебя касающихся и причиняющих боль.
— Школы! Школы! — улыбнулась Климонтова. — Это вся жизнь моя!
Она заговорила о том, как перегружены учителя и в каких трудных условиях приходится им работать, о совершенно новом типе ученика, — о людях, которые давно вышли из школьного возраста, но тем не менее снова садятся за парты, начиная с азов. О вернувшейся в школу после многолетнего перерыва молодежи, о вечерних курсах, о том, что не хватает помещений и занятия проводятся с утра до ночи, о тяге к ученью.
— Интересно, правда? — повторяла она время от времени, чтобы перевести дух.
— Интересно, — соглашался Уриашевич.
А когда она привела слова одного человека, который вернулся в школу, чтобы научиться читать и писать, и, покидая ее, сказал: «Всегда буду с благодарностью вспоминать это место, где я вновь стал себя уважать», — Уриашевич почувствовал, что у него сердце стало оттаивать, чего он в последнее время всячески избегал.
— А много уже этих сельскохозяйственных школ? — спросил он. — Таких, которые вы инспектируете?
— В Варшавском воеводстве — тридцать. Квалифицированных же учителей едва на десять наберется, наглядных пособий, учебников, пригодных помещений — с грехом пополам на пять школ. А желающих учиться — на все триста.
— И когда же сеть этих школ будет полностью укомплектована?
— Через четыре года.
— А на сколько их теперь больше, чем до войны?
— В нашем воеводстве — на одиннадцать.
— А через четыре года их триста должно быть?
— Через четыре года будет триста.
— Уровень преподавания — высокий?
— Как где. — Она долгим отсутствующим взглядом посмотрела на Уриашевича и, словно его вопрос всколыхнул то, что ее мучило, стала размышлять вслух: — Иногда приходится одну школу обделять за счет другой, которая сумеет этой помощью лучше воспользоваться. Но, с другой стороны, ставить отдельные школы в привилегированное положение тоже не годится: получатся оазисы в пустыне.
«Так оно и есть», — подумал Анджей.
Он встал. Но расстались они не сразу. Выпитый кофе сил не прибавил, а сон прогнал: Климонтова знала, что не заснет теперь. И пошла куда глаза глядят.
— Вы не домой?
— Хочу немного пройтись!
Они направились в одну сторону — к центру, по спаленному, разрушенному Краковскому Предместью с сохранившимися кое-где фасадами. Уцелели, и то не полностью, примерно один из десяти. Там и сям возвышались леса, возле предназначенных на слом домов суетились люди. Одни, стоя высоко, под самым небом, скидывали вниз кирпичи, другие сортировали их, третьи с криками: «Раз-два, взяли! Еще взяли!», валили полуразрушенные стены, натруженными руками вцепясь в натянутый, как струна, канат. Грохот обвалов, стук падающих кирпичей заглушали слова, которыми обменивались Уриашевич с Климонтовой. Свернув на Ординацкую, они по улице Фоксаль вышли на Новый Свет. Повсюду — внизу, наверху, под самыми облаками — кипела работа.
— Смотрите! — то и дело останавливалась и восторженно восклицала Климонтова: — Какой размах!
После очередного такого восклицания он присмотрелся внимательней и увидел небольшую кучку людей. Устремил взгляд налево — то же самое.
— Людей вот только кот наплакал!
— Где?
— Да тут, например!
— А вы помножьте их на тысячу таких мест, где сейчас идет работа в Варшаве, — терпеливо объясняла она.
Тогда, не долго думая, он повторил слышанное от Хазы и от тетушек:
— У меня такое впечатление, что ремонтируют и приводят в порядок магазины и дома в основном в центре и если это не требует больших затрат. И на этом поставят точку!
— А Новый Свет? — с раздражением спросила она. — Посмотрите, что от него осталось, а по плану он через три года будет восстановлен.
— А что еще? — спросил Уриашевич.
И, словно принимая за чистую монету этот вопрос, заданный издевательским тоном, она сказала серьезно:
— И много еще чего! Пойдемте-ка! Увидите сами.
И они пошли, посмотрели, где будет стоять здание министерства промышленности и торговли, где построят железнодорожный мост, виадук, тоннель, Силезский мост; осмотрели, наконец, кварталы, по которым пройдет большая уличная магистраль — она пересечет Замковую площадь и устремится дальше. Энтузиазм Климонтовой был ему непонятен. Не было ни мостов, ни зданий, ни магистралей, на площади Трех Крестов еще только нивелировали местность, на месте будущих мостов и тоннеля вообще ничего не происходило, а кучки людей за костелом святой Анны казались такими жалкими на фоне каменной громады: остатков Замка.
Читать дальше