Парсифаль вздымает руки, успокаивая аудиторию. Лучи софитов отражаются от его ладоней.
– Спасибо, – скромно говорит он, и по голосу слышно, что он искреннее потрясен приемом. – Меня зовут Парсифаль. – Публика вновь разражается воплями. Он ждет, качая головой. – А это моя прелестная ассистентка и моя жена Сабина.
Она косится на него, слыша, как публика скандирует ее имя. Никогда еще Парсифаль не представлял Сабину как свою жену. Она уже успела напрочь позабыть, что они в браке. Парсифаль поднимает вверх ее изящную руку, и Сабина кланяется публике и ему. Ее кожа сияет в красноватом свете софитов, отраженном от костюма цвета морской волны.
– Сегодня… – произносит Парсифаль, но рев публики не дает ему говорить. – Пожалуйста, – просит он, – пожалуйста. – Зал успокаивается, но спокойствие это зыбко. Воздух словно наэлектризован, любое слово способно привести к новой вспышке, – Сегодня я попробую выполнить фокус, который, насколько мне известно, еще не делал никто и никогда.
Осознание того, что они присутствуют при историческом событии, приводит зрителей в восторг. Они выражают свою любовь с таким энтузиазмом, что Сабину это даже пугает.
Парсифаль поднимает руки:
– Фокус этот во всех отношениях чрезвычайно сложен, и, если вы желаете, чтобы он получился, я настоятельно прошу вас соблюдать полнейшую тишину.
Зал смолкает мгновенно, словно щелкнули выключателем. В тишине слышится только напряженное дыхание толпы. Парсифаль делает знак Сабине выйти вперед.
– Сабина, – произносит он.
Сабина не знает, что ей нужно делать и что должно произойти. А вдруг фокус предполагается проделать с ней самой? Что, если придется пройти сквозь Парсифаля, быть разрезанной на куски или подняться в воздух? Сабине тревожно, но не страшно. Она знает свое дело. Она знает его каждой клеточкой своего тела – и знает Парсифаля. Сабина проходит вперед, он за ней. До этой секунды она не замечала стола на середине сцены. Стол обыкновенный, не бутафорский. Высотой ей по пояс, на тонких ножках и с тонкой, но прочной столешницей не больше конверта для грампластинки. Скромные размеры стола должны убедить зрителей, что прятать тут нечего. А уместиться здесь может разве что колода карт – вот, кстати, и она.
Так это будет карточный фокус?
– Пожалуйста, возьми эту колоду, – говорит Парсифаль.
Сабина повинуется. Колода нетронутая, в запечатанной целлофановой обертке.
– Колода свежая, не крапленая?
– Да, – отвечает Сабина и показывает колоду зрителям. Никогда в жизни Парсифаль не использовал крапленые карты.
– Пожалуйста, распечатай колоду и удали джокеров.
Сабина находит наклейку и, подцепив ее ногтем большого пальца, разрывает обертку. Вынув карты, бросает на пол обертку и джокеров.
– Теперь перетасуй колоду.
Парсифаль отходит в сторону, и Сабина начинает тасовать карты. Она рада, что не так давно тренировалась. Она ждет знака – руки, прячущейся в карман, носка правой ноги, разворачивающегося внутрь, – но знаков Парсифаль не подает. Сабина не знает, как требуется подтасовать колоду, и не подтасовывает никак – карты просто красиво летают в ее руках. Когда она заканчивает, раздаются негромкие аплодисменты, но Парсифаль обрывает их строгим взглядом. Сабина аккуратно кладет колоду на середину стола.
В шоу всегда должно быть место шутке. Но для карточного фокуса Парсифаль держится как-то слишком торжественно. Когда Сабина с улыбкой поворачивается к нему, она видит Парсифаля таким, каким он был перед тем, как исчезнуть в аппарате МРТ. Таким, как в ночь, когда умер Фан. Он бледен, лицо блестит от пота. Сабина замечает вздувшиеся вены на его висках. Она тянется к нему, хочет коснуться, но Парсифаль отмахивается. «Тихо», – говорит он как бы через силу.
Парсифаль поднимает правую руку, словно держа в ней стальную балку. Рука дрожит под тяжестью невидимого груза, а затем медленно опускается на колоду и легонько постукивает по верхней карте – раз, другой, третий. Парсифаль делает паузу, чтобы перевести дыхание. Сабине хочется сказать ему: брось, что ты там ни задумал, брось это! Но она ассистентка и обязана ждать его знака. Он в четвертый, последний раз стучит по колоде. Вздыхает и улыбается, легкой, усталой улыбкой. Вынимает платок, вновь вытирает пот с лица и любезно кивает в черную бездну зрительного зала – ведь где-то там прячутся Джонни Карсон и Фан.
– Открой верхнюю карту и покажи ее, пожалуйста, публике, – говорит он Сабине.
Читать дальше