Яна Жемойтелите - Смотри - прилетели ласточки [litres]

Она ничего не рассказала Кирюхе, его этот вопрос наверняка не волновал вообще. Однако, узнав о себе кое-что новое, Наденька ощутила резкое отчуждение и явную бессмысленность происходящего. Кирюха вдобавок пристрастился одалживать у нее деньги, поначалу рублей по сто на пиво и сигареты, потому что его пособия ни на что не хватало, а работать в туалете он больше не хотел; потом стал стрелять по пятьсот, мотивируя тем, что у нее же есть зарплата, а у него нет. «Одалживать» – означало просто подкормиться, без намека на то, чтобы когда-нибудь вернуть эти деньги. Но это Наденьку не больно-то волновало до тех пор, пока в голове ее царил дурман под названием Кирюха Подойников, и Наденька не могла адекватно воспринимать происходящее. Теперь ей захотелось выскочить наружу хотя бы на несколько дней, выпутаться из липкой паутины…

Она сказала, что едет в отпуск. Отпуск ей действительно полагался. Наденька взяла билет до Валдая, где теперь проживала ее сестра с мужем и двумя детьми. Мама спросила, надолго ли. Где-то на неделю. «Ого!» Мама теперь на все отвечала: «Ого!», утвердившись в зацикленном времени домашнего мирка и предпочитая не выходить на улицу, хотя формальных причин для этого не существовало. Она попросту присвоила Наденьку из невозможности переносить полное одиночество. Перед отъездом Наденька купила ей новый телевизор, потому что старый практически отдал концы, а мама жила исключительно сериалами, перипетиями экранных героев, и на неделю они способны были заменить ей Наденьку.

Отъезд скорей походил на бегство. Наскоро собрав чемодан и купив какие-то дурацкие гостинцы, Наденька села на проходящий поезд, который единственный шел до места без пересадки. Вагон был странно пуст, несмотря на отпускной сезон, только по соседству на боковых местах устроилась толстая мамаша со множеством чумазых детей, которые тут же захотели в туалет. Возня с горшком и уговоры проводницы в иной момент стали бы раздражать Наденьку, но теперь она переносила их почти с умилением и думала, что этих детей стоит перво-наперво отмыть, а девочку нарядить как следует. С девочкой вообще, наверное, можно играть как с куклой, хорошо иметь девочку! Перед самым отправлением в вагон шумно ввалилась еще какая-то компания, быстро рассосалась по своим местам, поезд дернулся и поехал, а через минуту-другую Наденька с удивлением увидела напротив себя рыжего Сашу, сотрудника радио, который запрыгнул в поезд в последний момент и еще блуждал по вагонам.

Саша успел поседеть и будто вылинять. Огненная его шевелюра отгорела, покрылась налетом пепла, лицо скукожилось и стало похоже на фигу, но вздорно торчащий нос по-прежнему венчали очки с толстыми стеклами. Саша узнал ее, поздоровался: «Привет» – и поинтересовался, не болят ли у Наденьки зубы, потому что ее лицо, в свою очередь, показалось ему слегка перекошенным. Он тут же заказал проводнице чаю и разложил на салфетке печенье, пастилу и еще какие-то сладости, которые в обычной жизни Наденька не ела, потому что просто не увлекалась сладким. Однако Саша уговорил. Он ехал то ли в командировку, то ли просто по каким-то своим делам, Наденька плохо поняла, да это было и не важно. Ей вспомнилось, что однажды они с Сашей вот так же пили чай на Старой Петуховке, и он рассказывал ей о том, какая яркая жизнь бурлит в Москве. Наденька посмотрела в окно. Поезд как раз миновал маленькую станцию с задрипанным, вросшим в землю вокзальчиком, и за окном потянулись частные огороды с пугалами… Наденька подумала, что там, в Москве, может, что-то и меняется с течением времени, только у них в провинции принципиально не меняется ничего уже сто пятьдесят лет.

– Почему ты молчала, что Сопун тебя бил? – неожиданно спросил Саша.

– С чего ты взял? – Наденька даже рассмеялась.

– Да он мне сам недавно признался. Колотил я, говорит, ее почем зря, вот она и ушла.

– Нет. Это неправда, – Наденька по инерции начала было оправдываться. – Может быть, он кого-то другого бил, только не меня.

Мужчины вообще часто путают подруг своей жизни, то есть помнят собственные действия и антураж, но с кем именно это происходило, для них вовсе не важно, потому что в центр событий они помещают себя, вот как Кирюха Подойников с этим «Апельсином». Хотя нет, не то. Наденька поняла, что Сопун опять перевел стрелки, будто он один во всем виноват, и чтобы больше никто ничего не спрашивал. Хотя дело прошлое, неужели кто-то до сих пор перемывал им кости? Вот именно что кости – трупик ее любви в лифчике изумрудной зелени давно истлел в платяном шкафу.