Яна Жемойтелите - Смотри - прилетели ласточки [litres]

Еще одно стихотворение в будущий сборник. Ну и что? Кто обрадуется, что наконец-то у нее выйдет книжка, кроме разве что мамы? Ну, еще в местной газете напишут, в отделе культурных новостей, что такого-то числа состоялась презентация поэтической книжки…

В редакции царило затишье. Сдав очередной номер в печать, Саша-Сократ уехал в санаторий, деятельность замерла, впрочем, и при нем она не бывала бурной. Так, наведывались авторы, которым было что сказать человечеству, как они полагали. Однако почти ничего яркого, свежего… Можно было спокойно заниматься своими делами, высиживая в кабинете отпущенные на работу часы, пить чай с печеньем и созерцать, как за окном по осени затухала жизнь.

Однажды явился Вадим Сопун. Ворвался странно веселый, яркий, в ковбойской шляпе и остроносых «казаках», купленных явно на барахолке. Сказал, что принес статью, которую Наденьке следовало во что бы то ни стало протолкнуть в печать, пока Саша-Сократ отдыхает, потому что Саша трус и подхалим, лижет задницу местному начальству из страха, что журнал закроют. А журнал неминуемо закроют, потому что читать в нем нечего, кроме маразматических мемуаров и жидкой прозы, похожей на столовский супчик, – вроде плещется в тарелке, а не насытишься…

– Давай сюда, – коротко и сухо ответила Наденька.

Она пока что только убедилась в том, что Сопун вернулся домой, потерпев в столице окончательное фиаско, и что клоунский его наряд был своеобразной реакцией на это фиаско. Наденьке рассказывали еще летом, что после развода со своей музыкантшей ему оказалось попросту негде жить, снимать квартиру в Москве было не по карману, постоянной работы так и не нашлось, перебивался случайными заработками… В общем, банальнейшая и вполне предсказуемая история. Провинция все же крепко держала своих сыновей, не позволяя им выпорхнуть в большой мир и расправить крылья. Рано или поздно они возвращались, кляня на чем свет провинциальную скуку, глупость и бездарность местной жизни, однако в иных краях приходились и вовсе не ко двору. А теперь и в родном городе Сопуна на работу никто не брал, поэтому квартиру ему приходилось по-прежнему сдавать, а жить в отцовском доме на Старой Петуховке с дровами и водокачкой через квартал. И что толку человеку от трудов его?.. Нет, какая дурная, бесконечная получалась круговерть. Что же, сколько ни рыпайся, а все равно окажешься на прежнем месте, там, откуда так хотел вырваться. И то, что ты лелеял в мечтах, рано или поздно разбивается «о деревянную жопу реальности», как точно подметил один местный классик, автор «Северных зорь», хотя «жопу» в печать, конечно, не пропустили, нашли какой-то постный эквивалент…

Сопун писал о том, что министерство культуры должно быть уничтожено как орган абсолютно бесполезный, а высвободившиеся деньги следует отдать непосредственно деятелям культуры. В этом он, вероятнее всего, был прав, однако «Северные зори» финансировались именно министерством культуры, поэтому пилить сук, на котором сидишь… А дальше Сопун распространялся по поводу обкомовских шлюх, которые еще при советской власти шли в культурное начальство, потому что проституция только слегка видоизменилась с языческих времен. «До 35–40 лет партфункционерок использовали в обкомах и райкомах КПСС и ВЛКСМ по прямому предназначению. Потом их надо было куда-то девать. А куда? На фабрику валяной обуви директором не поставишь – глупые эти партфункционерки еще провалят госплан. Поэтому только в культуру. Так подержанные обкомовские шлюхи становились директорами музеев, библиотек и прочих объектов соцкультбыта, а затем плавно перемещались в министерство на вакантные должности и начинали обучать несознательную богему, как правильно писать рассказы и картины, ставить спектакли…» И опять Наденьку охватило это ощущение гигантской ленты Мебиуса, по которой все они, оказывается, так и продолжали двигаться в невозможности выскочить, разбегались и снова сталкивались друг с другом, бесконечно возвращаясь к одному и тому же… Да что же он зациклился на этих обкомовских шлюхах! Советская власть давно кончилась, бороться вроде бы больше не с чем.