Дитер Нолль - Киппенберг

Ее слова меня здорово встряхнули. Мне это было сейчас очень нужно. Я снова мог действовать.

— Большое спасибо за кофе, — сказал я, — все образуется.

В своем кабинете я долго сидел за столом и размышлял над тем, самому ли на свой страх и риск объясниться с шефом либо идти к нему сразу с Босковом. Я понял, что еще вчера достиг, по-видимому, того предела, за которым кончалась моя свобода воли, наверное, поэтому я и попытался подавить своих взбунтовавшихся сотрудников авторитетом руководителя. Сейчас я старался сам понять, были ли слова, сказанные мною Хадриану, ложью или я в самом деле надеялся на Боскова. Но тут самоанализ мне не помог, я не сумел решить этого вопроса. Все, что во мне оставалось от трезвости, рассудительности и способности логически мыслить, все, что поддерживало меня и создавало иллюзию цельности, служило до сих пор прикрытием внутреннего хаоса, состояний, которые противоречили друг другу: дезориентация и целеустремленность, понимание действительности и потеря реальности, активность в ясном и бесцельное существование в ставшем внезапно абсурдным мире, протест и одновременно совершенно несвойственный мне фатализм, в который я впадал все больше и больше. Эта сумятица мешала мне думать и действовать, но не лишила меня возможности принимать решения. Я продолжал мыслить — сказывались логическая и математическая выучка и тренировка, но за этим был вакуум, пустота. Мое поведение просто определялось программами, которые давно были заданы.

Я позвонил в секретариат. Анни сняла трубку. Я потребовал соединить меня с шефом. Шеф к телефону не подходил. Но мне необходимо с ним поговорить. Шеф сказал, чтобы его не тревожили. Я очень резко заявил, что мне необходимо его потревожить. Анни, которая всегда слабо адаптировалась к ситуации, находилась уже явно в критической точке: последовали бурные упреки, шипенье и даже угроза, что она вообще уйдет. Я упорно наседал, накричал на Анни и добился нежелательного результата: она разревелась. Тогда я решил исправить свою ошибку: поговорил по-хорошему, сказал, что не хотел ее обидеть, зря она так рассердилась. Затем попросил соединить меня с женой, и Анни сразу соединила меня с лабораторией шефа!

Шарлотта подошла к телефону.

— Ну, как ты? — спросил я. — Уже за работой?

Она помолчала. Потом сказала:

— Ты у себя? Я тебе перезвоню.

Через минуту мы снова разговаривали. Я не спросил ее, откуда она звонит.

— Не знаю, как я, — сказала она. — И не знаю теперь, работа ли то, чем я занимаюсь.

Скрытый смысл ее слов, правда, несколько улучшил мое настроение, но он проник в глубь моего сознания, поэтому настоящего отклика у меня не вызвал.

— Я должен поговорить с твоим отцом, — сказал я.

— Он отказывается, и я не смогла убедить его. Он вне себя из-за того, что у Хадриана до сих пор не разобрана установка, и поручил Кортнеру сегодня же любыми средствами добиться выполнения своего приказа.

— Шарлотта, — попросил я, — уговори отца сейчас объясниться со мной!

— Он отказывается! — повторила она. — Не хочет тебя видеть. Он знает, что я просила переслать в Москву твои работы. Мне пришлось рассказать ему зачем и почему. Мне сейчас с ним самой трудно. Не знаю, что с ним происходит, я его не понимаю.

Шарлотта, не понимающая своего отца… Две недели назад это могло кардинальным образом отразиться на наших семейных отношениях и повлечь существенные изменения во всей моей жизни. Но в ту минуту я совершенно не воспринял того, что сказала Шарлотта.

— Завтра приезжает из Тюрингии доктор Папст, чтобы подписать договор. Ты должна заставить Ланквица немедленно переговорить со мной, иначе…

— Что иначе? — спросила Шарлотта.

— Иначе ему придется разговаривать с Босковом, его он вынужден будет принять.

Молчание. Слышно только дыхание Шарлотты. Потом ее голос с какой-то незнакомой интонацией:

— Кто тебя разберет, Иоахим?

Но и эти слова я не переработал.

— Поговори еще раз с отцом! — настаивал я.

— Ну ладно, приходи, — сказала она. — Я буду ждать тебя в приемной.

Я пошел в старое здание. В вестибюле мне встретилась фрау Дитрих, я рассеянно ей кивнул.

В секретариате фрейлейн Зелигер висела на телефоне.

— Товарищ Босков, — услыхал я, — просит всех членов партии в конференц-зал… Да, сейчас! Нет, только на десять минут. — Набирая следующий номер, она сказала мне: — Ваша жена ждет вас в кабинете шефа.

За обитой дверью мы оказались с Шарлоттой вдвоем. Моя жена сидела в кресле. Я остался стоять, прислонившись к столу.