Дитер Нолль - Киппенберг

Я встал.

— По отношению к вам, — сказал я, — я вовсе не хотел разыгрывать начальника, да мне это и несвойственно! Извините меня, мой резкий тон относился не к вам, а к моим сотрудникам, потому что все-таки должны быть какие-то границы, пока существует личная ответственность. Не будем обольщаться: директор института не вы и не я. И если бороться против решения шефа, то, как вы думаете, сколько пройдет времени, пока найдется арбитр, авторитетность которого признают обе стороны? А как раз времени-то у нас и нет!

Около семи часов Хадриана должен был сменить Шнайдер, и только после обеда соберется вся рабочая группа. Я решил остаться в институте и прилечь на часок в комнате отдыха.

Хадриан проводил меня до лестницы.

— Ответственности, дорогой Киппенберг, — сказал он, — не формальной, а в высоком смысле, все мы, в общем-то, боимся. Что же будет? Кто укажет нам путь? У вас есть какие-нибудь реальные надежды?

Он попытался встретиться со мной взглядом, но я тер глаза, которые горели от усталости.

— Трудно сказать, — ответил я. — Моя надежда — Босков. Вы должны лучше меня знать, может ли партийная организация выступить против администрации.

— Конечно, — согласился Хадриан. — Но для того, чтобы разрешить такой сложный конфликт, тоже понадобится время. — Прощаясь со мной, он сказал: — Отдохните. Вам еще пригодятся ваши нервы.

Он повернулся и пошел, я смотрел ему вслед, и мне показалось, что он снова вернулся в свое тусклое существование, и виной этому был я: ведь от меня не исходило даже искорки оптимизма, и мысль о том, что нужно продолжать работу любой ценой, не могла меня увлечь.

В подвале, в комнате отдыха, я, не раздеваясь, бросился на кровать, подвинул к себе телефон и позвонил вахтеру, чтобы он разбудил меня, как только в институте появится Босков. После этого, совершенно измученный, я уснул. Когда меня разбудил звонок телефона, была уже почти середина дня.

Сполоснув лицо холодной водой, я побежал к себе в кабинет. Где-то в шкафу или в столе должна быть электробритва. Мне необходимо было выпить кофе. Я позвонил фрау Дегенхард.

— Вы одна? — спросил я. Шнайдер был в отделе химии. — Полцарства за чашку кофе! — сказал я.

— За чашку такого скверного кофе я не потребую полцарства! — ответила она.

Я достал электробритву, но зеркала у меня не было, к тому же я привык к безопасной, и вся эта процедура оказалась совершенно бессмысленной. Я провел щеткой по волосам, оглядел себя и подивился тому, что костюм из дорогой шерстяной ткани мог так измяться за каких-то несколько часов сна.

У фрау Дегенхард я даже не присел. Кофе был если не крепкий, то хотя бы горький, я выпил его стоя.

— Надеюсь, вы не скрываетесь от меня, с тех пор как вернулись из Тюрингии? — спросила она.

— Времени нет! — ответил я между двумя глотками.

— Это, может быть, просто отговорка, — сказала она. — Но так и быть, поверим. Говорят, ваша поездка была успешной, — она сказала это словно мимоходом, сортируя толстую пачку протоколов эксперимента. — А в поездке вы с пути не сбились?

Я не сразу сообразил, что она имеет в виду. Разговор, на который она намекала, был, мне казалось, так давно, хотя с тех пор прошло всего несколько дней.

— Ничуть, — ответил я. — У меня не было ни малейшего повода вспоминать о вашем предостережении. — Я поставил чашку на стол, поблагодарил, и вдруг меня что-то подтолкнуло, я спросил: — Вы сказали не все?

Она оторвалась от работы и заговорила, раздумчиво а серьезно:

— Никто толком не понимает, что сейчас разыгрывается. Всех очень удивило, что ваша жена вернулась. И в рабочей группе атмосфера сейчас не самая лучшая. Вы вчера тоже повели себя не лучшим образом, ведь не каждый мог понять, насколько вы удручены всеми этими обстоятельствами. Вам не позавидуешь, если подумать, какая вам предстоит борьба. Я желаю вам, чтобы ваша жена вас по-настоящему поддержала!

— Об этом мне надо было позаботиться несколько лет назад, — ответил я.

Она подняла на меня глаза. И должно быть, какая-то самая последняя частичка прежнего, самодовольного господина доктора Киппенберга удержала меня от того, чтобы сказать этой женщине и самому себе все начистоту: сейчас, когда я многое понял, ничто не могло предотвратить банкротство моего былого «я». Но теперь фрау Дегенхард сама увидела — я уже почти признал себя побежденным, и она сказала:

— Как это вы недавно говорили: критические выводы вместо неконтролируемых эмоций! Ну а теперь докажите, что это применимо и к вам самому!