Дитер Нолль - Киппенберг

Сестра Боскова пошла наверх, захватив с собой книжки, чтобы читать детям вслух.

— Это что, иллюзия? — спросил я. — Ведь я знаю, какая тут у вас идет бурная жизнь! И все-таки в вашем доме царит атмосфера мира и единения.

— Истинное единение и мир, — произнес Босков с отрешенностью, которой я у него раньше не замечал, — это ведь в конечном итоге две стороны одной медали, ну вы понимаете, о чем я хочу сказать: о жизни, достойной человека. Я всегда жил в истинном единении, вдвоем ли, как вы с женой, вчетвером ли, с двумя маленькими детьми. А жизнь в лагере… Не подумайте только, что я хочу как-то смягчить ужас пережитого. Но такого человека, как я, тюремная одиночка наверняка бы убила. А в Бухенвальде было настоящее единение, мы называли это солидарностью, и поэтому даже там нас нельзя было лишить человеческого достоинства. Теперь снова идет нормальная жизнь. Но жизнь в одиночестве для меня немыслима.

Отложив книгу, историк сказал:

— Когда я прохожу мимо какого-нибудь многоэтажного дома, и если к тому же это воскресенье, я всегда представляю себе сто семьдесят маленьких кухонь в ста семидесяти однокомнатных квартирах и вижу, как на ста семидесяти газовых плитах жарятся сто семьдесят шницелей на ста семидесяти сковородках, а в ста семидесяти кастрюлях варится картошка… И я не знаю, смеяться мне или плакать… Почему в этих огромных домах нет общей кухни, столовых, клубных помещений или какой-либо иной формы коллективной жизни? Не считайте меня сектантом. Пусть у каждого будет своя квартира, дверь которой он сможет закрыть, если устанет от людей. Но новое общество, каким является наше, должно планировать не одну экономику. Мы должны постепенно выработать концепцию общества, определяющую формы человеческого общения в будущем. Разобщение, к которому мы пришли — об этом я, мне кажется, могу судить, — не только не связано с человеческой индивидуальностью, но и не заложено изначально в социальную категорию, каковой является человек. Это разобщение — исторический продукт, или, лучше сказать, редукт, потому что человеческой сути всегда отвечали такие формы групповой жизни, которые можно было, например, наблюдать, правда, в несколько трансформированном виде, в дошедшей до нас деревенской общине.

— Однако жизнь в общежитии, которой я хлебнул в свое время, учась на рабфаке, — сказал я, — тоже нельзя назвать идеальным решением проблемы сосуществования людей, не связанных семейными узами.

— Я говорю о новых решениях, основанных на современном знании о человеке, — ответил историк. — Их надо искать и изучать.

— Искать и изучать, — вздохнул Босков, — но это в сфере социологии, а сводится-то все к проблеме градостроительства. А градостроительство — это обширное поле, как сказал бы Фонтане.

— И чтобы возделать его, — подхватил я, — потребуются миллиарды.

— Ну вот опять, — вздохнул историк. — Поскольку я не отрицаю примат экономики, мне остается только его проклинать! Все уродства классового общества вытекают, по моему убеждению, из капиталистического принципа конкуренции. Социалистическая революция сначала в национальном, а после сорок пятого и в международном масштабе его ликвидировала, но раскол в мире и необходимость сосуществования в наш атомный век вынуждают нас уже в глобальных масштабах придерживаться этого принципа, когда речь идет об экономическом соревновании двух систем.

Босков сказал с горечью:

— Надо честно признаться: всех этих необходимостей и непреложностей, с которыми нам приходится сталкиваться, мы никак не предвидели! Мир беспрестанно навязывает нашему обществу в целом и каждому человеку в отдельности противоречия, которые мы вынуждены преодолевать.

— Отнюдь не весь мир, — возразил астрофизик с неподражаемой смесью отрешенности и иронии на лице. — Вы, товарищи, имеете в виду всего лишь планету Земля. А наше общество с его проблемами — это не более чем взмах ресниц в океане космического времени. И невзирая на все ваши противоречия, советские и американские ученые, которые занимаются моей наукой, совместно работают над разгадкой квазаров, и, когда Бюраканская школа спорит с ортодоксальными космологами о Биг Банге, мы едины в нашем знании и незнании. Все вы не тому учились! В моей науке американцы без всяких ограничений предоставляют советским коллегам и нам данные своих наблюдений, обработанные компьютерами. На уровне моей науки земля неделима.

— Не забудь еще директоров зоопарков, — простонал Босков, чуть не плача от смеха. — Так дружно рука об руку никто не шагает по этой земле, как наши и западные директора зоопарков!