Остин Сигмунд-Брока - Сказать по правде

Слеза катится у меня по щеке.

– Почему? – тихо спрашиваю я, как будто все может рассыпаться от лишней громкости. – Почему ты мне не сказала? Я всю жизнь за ним гонялась. Если бы я знала, что он этого хотел, мне не пришлось бы так делать.

– Ты бы все равно за ним гонялась. Он твой отец. – Выражение ее лица меняется. Агрессия уходит, сменяясь чем-то мягким, почти меланхоличным. – Когда он сделал предложение, я думала только о ребенке, о котором недавно узнала. Ты была крохотной, но уже все изменила. Он жесток, и я это понимала – всегда понимала. Я хотела защитить тебя от того, каким отцом он бы стал, от боли и разочарования, которые он бы тебе принес. Вот почему я ему отказала.

Слезы продолжают капать с моих ресниц. Я не могу дышать, я застыла, слишком шокированная, чтобы ответить.

Я смотрю на доказательство в своей ладони. Доказательство того, что мама пыталась что-то сделать: я была достаточно важна для нее, чтобы отказаться от предложения, которое, наверное, было невероятно тяжело отвергнуть.

– Я… ни разу не была такой сильной, как в тот день, – продолжает она. – Я любила его, даже когда оттолкнула. Даже когда видела, что он за человек. Я любила его харизму, его ум, уверенность. Когда я перестала бояться, что он будет в твоей жизни, то отдалась этим чувствам. Я знаю, что далека от совершенства. Любить его – это слабость. Прости, Кэмерон. Но… – по ее щекам катятся слезы, и голос дрожит; она сгибается под весом своих слов, – я всегда буду благодарна за то мгновение силы, когда он вручил мне это кольцо.

Мой разум немедленно начинает осторожно реорганизовывать воспоминания. Каждый раз, когда отец называл маму жалкой, каждый раз, когда он порицал ее решения, – его слова окрашивала горечь из-за отказа, который он не мог понять.

Я представляю, какой бы стала моя жизнь, если бы она сказала «да». Не идеализированная картина, за которую я держалась, – в которой он приходит смотреть мои соревнования или водит ужинать в рестораны. Настоящая картина. Честная . Его давление каждый день, его невнимание, даже когда мы живем под одной крышей. Годы таких же разговоров, как сегодня по телефону. Годы постоянного контакта с жестокостью, которую сейчас я вижу только на расстоянии.

Я бросаю кольцо на тумбочку, не желая иметь с ним ничего общего.

– Ты – самое важное, что есть у меня в жизни, – говорит мама, и ее слова вызывают у меня новую волну слез. Но не плохих. Не таких, которые загоняют боль глубже в грудь, лишают дыхания и оставляют только пустоту. А таких, которые выпускают то, что долго было взаперти. – Я знаю, что сила тебе досталась не от меня, – продолжает она, – но все равно горжусь тобой. Горжусь каждый день.

Пошатываясь, она шагает вперед и притягивает меня в объятия. Я слишком шокирована, чтобы ответить. Мои руки бессильно висят по бокам. Я никогда не ожидала от матери гордости, любви . Вот почему я искала одобрения отца, почему жаждала малейшего признака того, что он видит во мне дочь, а не просто проблему.

– Прости меня за ошибки, – говорит она, отодвинувшись. – Прости за то, сколько раз не вела себя как мать, которую ты заслуживаешь.

Извинения что-то во мне открывают. Я отчаянно обнимаю ее, сильнее, чем ожидала.

– Ничего, – слышу я свой шепот. Едва у меня вырываются эти слова, я ощущаю, как распускается узел в груди, который я никогда не замечала. И понимаю, что все делала как-то не так. Пыталась исправить свою жизнь извинениями.

Но извинений недостаточно. Нужно прощение. Нужно простить мать и простить себя. Просить ее за отсутствие мотивации, за невнимание, за слабость. Простить себя за то, что не дотянула до стандартов, которых отец никогда не позволит мне достичь. Прощение вымывает яд из моих вен, гнев и зависть, от которых я никак не могла избавиться, сколько бы ни извинялась. Это невероятно и восхитительно легко. Единственное, что мне нужно сделать, – простить маму, и у меня будет родитель, в котором я всегда нуждалась.

Я обнимаю ее до тех пор, пока не чувствую, что все изменилось.

На следующий день я составляю новый список извинений.

Первый пункт – имейл Челси, ассистентке отца. Я извиняюсь за то, что нагрубила ей по телефону. Нет сомнений, что ей совершенно не надо было выслушивать крики еще одного представителя Брайтов.

Затем пишу письмо Бетани Бишоп. Я прошу прощения за гадости, которые наговорила ей во время зимнего бала. И за все ядовитые замечания, жестокие слова, сказанные мимоходом. Закончив, я нахожу ее адрес в справочнике школы и лично отвожу письмо к ней домой.