Богомил Райнов - Новеллы и повести. Том 2

— Дети принесли вам лимоны…

Человек в пижаме открывает глаза. Санитарка кладет пакет с лимонами на ночной столик у окна и выходит.

Он встает, подходит к столику и берет пакет. От бледно-желтых плодов исходит легкий свежий аромат. Стараясь не заплакать, он неловко прижимает пакет к груди.

«Надо побриться. Я действительно совсем опустился».

Человек в пижаме идет в ванную, подходит к умывальнику. Из зеркала смотрит на него заросшее, почти чужое лицо, худое и желтое, с погасшими желтыми глазами.

«Надо взять себя в руки. Хотя бы ради детей надо взять себя в руки», — говорит он себе, кисточкой размазывая по щекам мыло и слезы.

Действительно, надо взять себя в руки. Ты ведь чуть не распростился с этой жизнью, и после тебя осталась бы полная неразбериха. И дети, одни, прижавшиеся друг к другу в темной комнате.

Теперь тебе дается отсрочка. Может быть, это последняя возможность навести наконец какой-то порядок в своих делах. Только бы отсрочка оказалась достаточно долгой, потому что все страшно запутано.

Ты всегда чувствовал, что все страшно запутано, но ты всегда надеялся, что, может быть, все само как-нибудь наладится. Раз все запуталось так, что дальше некуда, значит, оно должно начать распутываться. Ты все думал, что твои дела вот-вот сдвинутся с мертвой точки, ну не в этом году, так в следующем, и что вообще впереди еще много времени.

Хорошо, ты хоть сейчас понял: эти самые годы, что у тебя впереди, — не такая уж надежная штука. Надо все заранее привести в порядок, а подкинут тебе еще годков — тем лучше. Используй отсрочку так, как будто она последняя, а если она не последняя, что ж, поживем еще.

Он долго умывается, но лицо от холодной воды не розовеет, как обычно. Оно все такое же желтое, почти чужое из-за этой странной желтизны, хотя теперь, когда он побрился и умылся, оно выглядит более человеческим.

«Надо все перебрать, одно за другим, и прийти к какому-то решению», — думает больной. Но бритье утомило его, и он вытягивается на кровати, чтобы собраться с силами.

Его будит санитарка, которая разносит обед. Она убирает пакет с лимонами в тумбочку и ставит на столик тарелки.

«Суп из помидоров. Вареное мясо. Компот. Все, что я терпеть не могу. И все-таки надо есть. Раз ты решил принять отсрочку, надо есть». Чтобы было повеселее, он снова вытаскивает пакет с лимонами и начинает есть терпеливо и методично, стараясь думать не о еде, а о лимонах. Потом берет пакет, кладет его на кровать к стене и снова вытягивается.

«Вся штука в том, с чего начать. Все так сложно и запутано и так связано одно с другим, что надо хорошенько сообразить, с чего начать, а потом уж идти по плану».

Снова входит санитарка.

— Подойдите к окну, — говорит она, собирая посуду. — Там какой-то человек хочет вас видеть.

Человек этот — Васил. Он стоит внизу на аллее и, увидев Александрова, расплывается в подчеркнуто жизнерадостной улыбке.

— Здорово, Петр! Молодец, прекрасно выглядишь! — бодро кричит Васил, но Александров замечает, как сочувственно дрогнуло его лицо.

— Оденься, не стой так на холоде!

Александров берет с кровати халат и машинально закутывается, вздрагивая от холодного воздуха.

— Спасибо, что пришел, — говорит больной, и ему неловко, потому что на самом деле он ничуть не обрадовался. — Плохи мои дела.

— Глупости. Гепатит у тебя проходит легче, чем насморк!

Улыбка у Васила слишком старательная, в голосе какое-то неприятное возбуждение. Видно, снова пил, хотя это почти незаметно.

— Что нового? — спрашивает Александров, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Новостей куча, но существенного ничего. Стоев по-прежнему бушует. Втихаря, разумеется. Опять нашел повод меня песочить…

Он рассказывает быстро и оживленно, довольный, что можно больше не говорить о болезни. Александров смотрит на него рассеянно и почти не слушает.

«Он мой ровесник, а все еще хорош собой. И, как всегда, подтянут и элегантен. Белоснежная рубашка и темный галстук с маленьким узлом, табачного цвета пыльник. И неизменно красивые жесты, и неизменная сигарета в руке. А все-таки и он поизносился, бедняга. Эти уверенные манеры — только часть игры. Начал как-то щуриться, словно пытается что-то вспомнить или у него щиплет глаза. И все переступает с ноги на ногу, будто ему трудно стоять на месте. Страшно износился, хотя умеет владеть собой. Впрочем, тоже не всегда. Я редко выхожу из себя — как он сам любит говорить — и только тогда, когда не следует».