Богомил Райнов - Новеллы и повести. Том 2

Той весной, в мае, дядюшка Мартин совершил еще одно безумство. У него просто руки чесались сделать что-нибудь такое, народу на потеху. Дядька мой считал, что время от времени надо запускать камень в болото, чтоб нарушать однообразие жизни. Он часто говаривал, что в этом — закон общественного развития, иначе люди перемрут от скуки, он даже революции связывал с этим законом. В нем было полно бесов, которые сами не могли усидеть на месте и его не оставляли в покое. Это они заставили его окончить третий класс прогимназии и записаться в гимназию. Хотел учиться, да никак ему не училось, хотя был самым великовозрастным в классе. Первое, чем он занялся, — стал соблазнять дочку околийского начальника; та влюбилась в него, готова была бросить гимназию и отправиться с ним хоть на край света. Видно, и в ее душе копошилось немало чертенят. Надо сказать, дядька никуда с нею бежать не собирался. Для него было достаточно вызвать скандал в самой знатной семье города, а потом он занялся другими проделками. Учитель логики и психологии Первазов хотел его образумить, все у него допытывался: что такое логика да что такое сознание? Дядюшка Мартин ни разу так и не смог ему ответить, вечно у него были двойки по этим предметам. В конце четверти он сам решил преподать учителю урок по логике и психологии: изготовил бомбу и как-то ночью швырнул ее к нему в спальню. Бомба-то была слабенькая, но психологически она до того подействовала на учителя, что он от испуга упал в обморок. После такого покушения дядька не мог, да и не пожелал оставаться в гимназии. Если разобраться, улик против него никаких не было, но все знали, что бомбу бросил именно он. Вмешался и околийский начальник, положение дядюшки Мартина усложнилось, пришлось ему вернуться в село. Если б начальник предвидел, какую пользу принесет мой дядька спустя годы, он бы не только его не преследовал, но еще тогда сделал бы своим зятем. А Первазов, узнав, кому я прихожусь племянником, всегда ставил мне пятерки по логике и психологии, хотя буйная голова дядюшки Мартина давно уж покоилась в сырой земле, расколотая надвое, будто тыква…

Так вот, в ту весну дядюшка Мартин подрядился умыкнуть для Татаровых красотку Аницу. Татаровы были люди зажиточные, и был у них один-единственный сын Бенко, которого Аница, настолько же хитрая, как и красивая, легко затянула в свои сети. Она-то из бедного семейства, но отец не хотел выдавать ее за Татарова из-за старой вражды — они когда-то судились и с тех пор видеть друг друга не могли. Пора стояла страдная, не до свадеб, но Татаровы прослышали, что в Арнаутларе обещали выдать за кого-то Аницу сразу же, как пройдет молотьба.

Под вечер дядюшка Мартин и Бенко положили в телегу свежей травы, покрыли сверху чергой [15] Че́рга — домотканое шерстяное одеяло. и двинулись в Арнаутлар прямо вслед за солнцем. Уж стемнело, когда они остановились за околицей села. Бенко остался возле телеги, а дядька мой пошел за Аницей. По уговору Аница должна была выйти к сеновалу, а если это почему-либо не удастся, выбраться через заднее оконце дома. Дядюшка Мартин знал всех девушек в округе, с большинством из них флиртовал или собирался пофлиртовать. С Аницей он познакомился на одной гулянке, вместе хоро танцевали, запомнилась она ему, и Аница запомнила его по тем взглядам, какие он на нее бросал, а всего больше — по городскому его виду. Он был единственным парнем, кто пришел на гулянку в белой рубашке и при галстуке.

Поджидая ее теперь у сеновала, дядюшка Мартин вдруг заметил, что волнуется (не со страху, разумеется, страх ему был неведом); не иначе это бесенята в нем расшебаршились, принялись нашептывать, какая чудесная нынче выдалась ночь, благоухает только что выколосившаяся рожь, соловьи заливаются, будто одержимые, наверное, их раззадорили собственные их чертенята, в такую вот майскую ночь трудно, очень трудно умыкнуть красивую девушку, а еще труднее отдать ее в руки трусоватому парню. Но дядюшка Мартин был верный товарищ и кавалер, он тряхнул головой и ответил искусителям, чтоб оставили его в покое, а не то он напрочь поотрывает их хвосты. Покуда он грозился проделать то, чего господь-бог из каких-то своих соображений еще не удосужился совершить, Аница открыла оконце, выглянула в сад. Дядька принял от нее и надел себе на руку узелок с ее немудрящим приданым, потом подхватил и саму Аницу, зашагал прочь. Колосья ласково скользили по его рукам, Аница опустила голову ему на плечо, смолкла и замерла в его объятиях, и ни он не собирался опустить ее на землю, ни она не изъявляла желания высвободиться из его сильных рук. Так добрались они до середины поля, где рожь была особенно густа, особенно высока и особенно благоуханна.