Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

- Зачем же ты тогда ложилась со мной? - спросил настой­чиво, - Просто для своей утехи?- Для твоей, глупенький мой, - прильнула доверчиво. - Если хочешь знать, то я и не думала, что ты утешишь меня сразу... Такое, говорят, очень редко бывает... - Задумчиво поглаживая его руку, продолжала: - А если хочешь всю правду, то хотела, чтобы ты был первым мужчиной, с которым поцелуюсь. А потом, когда так стало хорошо с тобой, решила: будешь и моим первым мужчиной... Вам это очень нравится. Правда же? А нам, знаешь, что нравится? - с лукавинкой посмотрела в глаза. - Соблазнить того, кого соблаз­нить никому не удается. А мне вот удалось! - засмеялась озорно.

- Айна, я серьезно!..

- А если серьезно, Миша, что ты не такой, как все, что липнут лишь с одной целью, - хоть под забором - и бежать. Для них мы все - кураты. Ты - другой. Ты давно мне нравился, и злило, что не обращаешь внимания. И вот что получилось... А получилось у нас, Миша, красиво, романтично. О таком я и не мечтала. Ты нес меня на руках, как царевну, ты подарил мне остров, ты подарил мне день, подобных которому у меня уже никогда не будет. С тобой я почувствовала то, что редко когда чувствуешь с вами, оккупантами, не сердись - ты самый-самый добрый мой оккупант. Спасибо тебе, Миша, за все это! - Доверчиво прильнула, поцеловала в щеку. - Ты предлагаешь мне то, что никто нам не предлагает, и чего, Миша, я никак принять не могу...

Для него было неслыханным, непостижимым: девушка отдает свою невинность и наотрез отказывается от замужества! Отказывается, не имея почти никаких шансов заиметь свое женское счастье! Да еще благодарит за то, что с ней сделал! Такое возможно только здесь. И ужаснулся, еще раз заглянув в бездонье драмы, которая по чьей-то злой воле обрушилась на эту землю, остро почувствовал свою причаст­ность к этой беде, свою обязанность сделать счастливой хоть одну - его милую Айну.

- Айна, не дури! Мы должны пожениться! Я тебя...

- Тебе в институт надо, Миша, - не дала договорить Айна.

- Ну и что? Учиться можно и заочно. Ты - тоже, будем вместе...

- Да из-за меня, Миша, тебя и близко к институту не подпустят. Из-за меня тебя ждут одни неприятности, Миша.

- Почему? - удивился; - Откуда ты взяла?

- Мой отец и два брата - в Швеции, Миша. Знаешь, что это такое? Меня даже в техникум не пустили, хотя в аттеста­те почти все «пятерки»...

Что-что, а это он знал: в каждой анкете вопрос: «Есть ли родственники за границей?» С родственниками за границей не то что в партию, а даже в комсомол не принимают, пока подробно не выяснят, что за родственники, в соц- или капст­ране. С капстраной - непрохонже. Оказывается, даже в тех­никум не пускают. Глупость, конечно, несусветная. При чем тут родственники...

- Пошли, Миша, - встала, взяла его за руку Айна.- Загу­лялись мы с тобой...

Он и сам понимал: надо идти - усиливался ветерок, вот-вот покатятся волны с загривками, а это уже опасно на отме­ли.

Попрощались на том же месте, где и встретились, догово­рившись встретиться здесь и завтра. Но ни завтра, ни после­завтра, ни через пять дней Айна не приходила. Терпеливо ждал по два-три часа на берегу и возвращался на прожектор - идти на островок почему-то не хотелось. Намерился уже навестить ее дома - может, что случилось? Но если что слу­чилось - было бы известно в деревне, у почтальонки - все важные деревенские новости. Идти к Айне домой - это уже точно навести на нее языки и сплетни.

Но вскоре все же пошел - не сходить было невозможно. Поступила долгожданная команда: к вечеру с вещами и оружием быть на заставе, а завтра рано утречком рейсовым автобусом отправиться в Кингисепп, приказ об увольнении в запас подписан. Распоряжение поступило после обеда, соби­раться надо в пожарном порядке.

Айна с матерью копошились во дворе на грядках. Завидев его, Айна на какое-то мгновение обрадовалась и растерялась, кивнув на мать, приложила палец к губам - молчи, и спро­сила:

- Рукавички хочешь заказать, командир?

Мгновенно усек ее конспирацию, подтвердил, что именно за этим и пришел. Айна пригласила в хату посмотреть и вы­брать образец. Как только очутились за порогом и закрыл дверь, положил ей руки на плечи, посмотрел в глаза:

- Айна, нам поговорить надо. Немедленно!

- А что случилось? - посмотрела встревоженно.

- Меня демобилизуют. Только что сообщили. К вечеру должен быть на заставе, утром - в Кингисеппе. Времени, видишь, почти не осталось.

На какое-то мгновение она онемела, но взяла себя в руки, и только вскинутые вверх брови, суженные зрачки, нервно вздрагивающие уголки губ выдавали ее волнение. Испуганно посмотрела в окно: