Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

- И наши в равной степени, нам поручено охранять гра­ницу, - попытался объяснить ей популярно и доходчиво, сожалея, что не послушался Шпаковского. Пускай бы себе полоскала на виду, ничего бы не случилось. А где ей, честно говоря, полоскать, если чистой воды едва на чай и суп добу­дешь? Видимо, есть какое-то недомыслие в распоряжении не пускать. И вот впутался в дурацкую свару с этой вздорной Лейдой, которой ничего не втемяшишь. Шпаковский по­сматривает на его «решительные действия» да ехидненько похихикивает...

- От кого охраняете? - еще пуще взъерепенилась Лейда. - От нас, хозяев?

- Знаем, от кого охраняем. А ну, давай отсюда! Быст­ренько!

- Ты что, Миша: глухой или по-русски не понимаешь?

- Я сказал: марш отсюда! - повысил голос, и чтобы у нее не оставалось сомнений в его решимости, взялся за карабин - попугать, конечно.

- Повернуться лицом или в спину будешь стрелять? - спросила с издевкой и захохотала Лейда и стала выдавать такое из русской нецензурной лексики, что почувствовал, как краснеют, вянут его уши, не привыкшие слышать такое из женских уст.

- Ладно, дополаскивай, но чтобы без разрешения по­следний раз... - пробормотал, пытаясь хоть как-то сохранить лицо, и, сконфуженный, под аккомпанемент русской с эс­тонским акцентом площадной матерщины спешно ретиро­вался. Все тряслось внутри от досады, своей беспомощности, и уже не жалел, а проклинал, казнил себя отборной, без ак­цента матерщиной за то, что не прислушался к совету Шпаковского. Хотя бы расспросил, что за фрукт эта Лейда, и вот влип, как кур во щи...

- Ну, что, командир, убедился?.. - без всякого злорадства и ехидства встретил Шпаковский.

- А, сумасшедшая! - с досадой махнул рукой.

- Не расстраивайся! Эту стерву сам капитан не смог вы­гнать из воды. Еще не такое от нее повидаешь...

- Как капитан? - удивился и обрадовался одновременно.

Шпаковский с легким юмором поведал...

Ждали начальника заставы - пришло сообщение по «солдатскому коду». А Лейде в это время взбрело в голову купаться. По-хорошему стали просить: обожди, начальство с проверкой ждем, уедет - купайся хоть утопись. Она - на три буквы: мне ваше начальство не указ, море мое, когда хочу, тогда и купаюсь. Разделась и полезла. Попробовали силой вытащить - то-то было! Постягивала с себя последнее - по­пробуй подступись... А тут капитан. Глаза - на лоб: что бордель?! Прежний командир беспомощно разводит руками; не стрелять же, никого не слушает на... всех посылает, сидит голая, не подступишься... Капитан - кричать с берега, строго приказывает вылезать немедленно, а ей - хоть бы хны! Разо­злился не на шутку, стащил с себя сапоги, штаны и пошел с пистолетом в руке. Он слово, она - три, и все матом. Начал палить вверх из пистолета для острастки, а она с него трусы стягивает. Потеха! Еле вырвался капитан, плюнул, выругал­ся и уехал...

- А ты мне не мог рассказать раньше? - спросил, хму­рясь.

- Я же говорил: лучше с ней не связываться... Насмот­ришься, наслушаешься, она еще не такие фортеля выкиды­вает...

- Это т-о-очно! - подхватил подошедший Супрунов. - Заберется, стерва, вон туда, за камни, разденется и выставля­ет напоказ все свои прелести, соблазняет - знает, что с выш­ки через оптику наблюдают. А габариты, формы, надо при­знать, ничего-о-о... Да никто не соблазнится - кто на такую ведьму полезет! Потому и бесится в желчи, злая, как панте­ра...

- Да-а, по всему видно, Супрунов, ты крупный специа­лист по наблюдению за такими объектами...

Посмеялись, и немного успокоился, дав себе очередной, Бог весть какой по счету, зарок не соваться в воду, не зная броду. Не получается...

Обстановка в коллективе постепенно нормализовывалась, лишь изредка давали о себе знать рецидивы старой вольницы. К вольнице, как и всякой лафе, всегда привыкается легко и просто: не успеешь и глазом моргнуть, как стано­вится нормой, а всякая норма всегда кажется недостаточной, хочется больше и больше. Отвыкать от вольницы куда труд­нее и болезненнее, но, в конце концов, тоже привыкается, становится нормой, с той только разницей, что она не кажет­ся малой. Труднее всех давалось Супрунову. Хотя после случая с белогвардейцем он притих, перестал диктовать свои порядки, но нет-нет да сорвется. Каждый день вызывался ходить к почтальонке несмотря на то, что сам уже писем не писал и не получал. Ходу-то минут десять туда-обратно, а его нет час, два. Закрывал глаза на наивные хитрости, делал вид, будто поверил, что ждал почтальонку, - что с него уже возьмешь!

Начальник заставы тем временем напоминал, торопил; «Жду предложений на замену Супрунова или Ревы. Не по­нимаю, чего тянешь кота за хвост, уподобляешься перебор­чивой невесте? Давай предложения, не то сам назначу...»