Юрий Козлов - Новый вор

— Извините, — покинула кабинет секретарша.

Перелесов поднялся из-за стола, походил, разминаясь, по кабинету. Ему недавно исполнилось тридцать восемь. Привыкшее к бассейну, тренажёрам, теннису и горным лыжам тело томилось в кабинете, искало мышечной радости . Один универсальный (на все группы мышц) тренажёр Перелесов установил в комнате отдыха, но занимался редко. Министр и запах пота — вещи несовместные, как гений и злодейство.

Взгляд задержался на висящей на стене карте России. Осень в этом году выдалась светлой и тёплой. Ломаный солнечный луч преодолел двойные оконные рамы, позолотил карту, как ручку цыганки. Позолотил, правда, неравномерно. На Арктику, Сибирь и… приграничные территории, как на рембрандтовскую Данаю с небес пролился настоящий золотой дождь. А вот на Центральную — от Пскова до Урала — Россию, напротив, накатила мрачная нищая тень. Порыв холодного ветра вдруг ломанулся в окно с явным намерением выстудить (если не сдуть с карты) Центральную Россию. Данае впору было ожидать Зевса в шубе. Перелесов и так и эдак дёргал ручку окна, менял угол, пытаясь поймать ускользающий луч, но тщетно.

Он не сомневался, что сын Авдотьева (если, конечно, это он, а не какой-нибудь проходимец) явится ровно в назначенное время. Почему-то ему казалось, что точность — их семейная черта. Хотя, не сказать, что Перелесову были хорошо известны нравы, обычаи, да, пожалуй, и большинство членов этой семьи. Авдотьев жил на Студенческой улице в однокомнатной квартире тётки, лечившейся в психоневрологическом стационаре. Отец Авдотьева трудился в закрытом почтовом ящике , мать — бухгалтером в каком-то Доме культуры. Жили они, кажется, в Мытищах, но точно не в Москве. Последний раз Перелесов видел сына Авдотьева на похоронах самого Авдотьева — держал его на руках в ритуальном автобусе. Помнится, он тогда поразился, каким грустным, сосредоченным и… не похожим на отца было лицо младенца. Он не знал, зачем понадобился спустя столько лет сыну Авдотьева, но точно знал — не из-за денег и не из-за личных проблем.

…Огромная карта России висела в холле на первом этаже в доме господина Герхарда в Синтре под Лиссабоном. Перелесов спал на кожаном диване под этой картой, пока не перебрался в пентхаус на третьем этаже с видом на мавританскую крепость, воткнувшуюся каменным гребнем в зелёные холмы. В первое утро он проснулся рано и долго бродил по похожей на музейный зал — с камином, огромным старинным глобусом в деревянных перекрестьях, книжными стеллажами, клыкастой кабаньей головой и чучелом огромной гориллы (охотничьими трофеями господина Герхарда) — комнате, не зная, куда спрятаться от солнца. Карту, как жемчужный кокошник, увенчивала полноценная гнутая радуга. Перелесов не дышал и не шевелился, боясь спугнуть райскую радужную бабочку.

Раздался стук в дверь. В комнату зашли мать с господином Герхардом. Оба были в просторной белой одежде и казались богами, спустившимися с Олимпа. Мать протянула руки. Она всё время тянула к Перелесову руки, не веря, что он здесь, рядом, что его можно обнять. За матерью маячила загорелая седая в одуванчиковом пуху голова господина Герхарда со свежими полосками пластыря на красном носу. Сейчас он был похож не на аиста, а на птицу под названием тукан. У тукана был клюв с двумя белыми полосками. Перелесов шагнул к матери, дал себя (в какой уже раз?) обнять. Господин Герхард, зажмурившись от бьющего в глаза солнца, подошёл к окну. Жалюзи скользнули вниз. Сидевшая райской бабочкой на карте России радуга растворилась в воздухе. «Завтракать будем в Кабо да Рока, — сказал господин Герхард, — самой западной точке Европы. Говорят, это место силы, такое же как Стоунхендж в Англии или Монтсеррат в Каталонии. Ты готов?» «Какой силы?» — поинтересовался Перелесов, вспомнив, что Авдотьев называл местом силы набережную Москвы-реки, где он ловил широким и коротким как кастрюля оптическим прибором неведомый зелёный луч , несущий правду о мироздании. Словив зелёный луч , в кастрюльной трубе можно было увидеть динозавров, картины юрского, а может кембрийского, периода. Одним словом, мир, варившийся сотни миллионов лет назад в другой — божественной — кастрюле мироздания. «Силы нашей цивилизации, — объяснил господин Герхард. — Ты всё поймёшь, когда увидишь с обрыва скалы и океан».

Перелесову очень хотелось узнать, где и зачем господин Герхард пристрелил огромную гориллу. Он знал, что в Африке охотятся на разных зверей, но чтобы на человекообразную обезьяну… Какой-то это был неформат. Перелесову казалось, что горилла отслеживает его перемещения по залу стеклянными, но подозрительно живыми глазами.