Юрий Козлов - Новый вор

После ухода Грибова Перелесов включил в кабинете телевизор, положил рядом смартфон, отошёл на несколько шагов. И… не услышал диктора, призывавшего зрителей откликнуться сердцем на всероссийский инаугурационный молебен, приуроченный ко дню вступления в должность победившего на выборах президента. В этот счастливый для страны весенний день во всех храмах, мечетях и синагогах должны были состояться торжественные богослужения и что-то вроде крестных ходов под усиленный специальными средствами колокольный звон. По задумке устроителей его должна была услышать вся Россия — от роддомов до кладбищ. Дремлющее население России отнеслось к колокольной задумке как обычно, то есть никак. Чего нельзя было сказать о китайских туристах. Надень молебна в одной только Москве их ожидалось на миллион больше.

Это было невозможно и преждевременно, но Перелесову показалось, что вместо слов телевизионного диктора он уже слышит плывущий над страной мобилизационно-умиротворяющий звон. В приграничных регионах, за развитие которых с недавних пор отвечал Перелесов, он не обещал быть густым, как правильно (православно) сваренное малиновое варенье — маловато было храмов с колокольнями. Теоретически от одного до другого можно было долететь на самолёте, да вот беда — не существовало таких маршрутов. Предлагался, конечно (как без этого?), аварийный вариант — силами армии ударно разметить границу России мобильными щитосборными часовнями с бумажными иконами и пластмассовыми, с динамиками внутри, колоколами, но он свидетельствовал об очевидной беспомощности пе-релесовского министерства — задача решалась Министерством обороны, в чьём ведении находились строительные отряды и динамики. Перелесов как мог противился этому варианту.

Когда вопрос обсуждался на закрытом совещании, премьер-министр (Перелесову шепнула об этом знакомая из секретариата главы правительства) заявил, что накажет его за малое количество храмов и бюрократические палки в колёса аварийному военному плану.

«Похоже, вы не понимаете важности предстоящего мероприятия», — оторвал хмурый и, как показалось Перелесову, похмельный взгляд от планшета премьер-министр на следующем (уже с участием Перелесова) совещании. Возникла нехорошая пауза. «Мне кажется, — перехватил инициативу Перелесов, — молебен станет по-настоящему народным, если перед последними ударами колоколов народ в едином порыве опустится на колени». Предложение премьер-министру понравилось, он даже как-то озорно оживился. Было решено согласовать инициативу с силовыми ведомствами, подготовить группы гражданских активистов, чтобы они в нужный момент показали молебствующему люду пример. «Никакого принуждения, — подвёл черту премьер, — я верю в наш народ. Что-что, а падать на колени… — не закончил фразу. — Прошу организовать прямую трансляцию с Красной площади по всем каналам. В новостях — по часовым поясам — давать включения с мест. А на приграничных территориях… — повернулся в сторону Перелесова, — обеспечить участие в мероприятии представителей животного мира, в первую очередь символизирующих тотем России, а именно медведей!» Все замерли. «Пройдитесь по циркам, дайте задание дрессировщикам, — поднялся из-за стола премьер. — У вас есть время, чтобы научить нашего священного зверя вставать на колени и креститься. Картинку — во все мировые выпуски новостей. Большего, как я понял, — вздохнул, смерив Перелесова презрительным взглядом, — от нового приграничного министра нам не добиться».

— В силе. Я его приму, — посмотрел на напольные часы Перелесов. Напоминающие средневековую башню, они, подобно строгому камертону, настраивали на принятие взвешенных и мудрых решений. Часы как будто тоже готовились к молебну — торжественно светились красным деревом, играли бронзовым в виде двухголового государственного орла, циферблатом. Даже неспешный, мерно отсчитывающий мгновения, маятник словно прибавил в движении. Перелесов не посмел подумать: «ускорился». Слово «ускорение», безвозвратно скомпрометировало себя в постгорбачёвские времена, воспринималось как ругательство или наглядное свидетельство кретинизма. Сейчас в ходу были другие слова — «санкции», «ракетный обстрел», «блокировка счетов», «отключение мессенджера», «помещение под стражу».

«Какая служба — такие и часы, — однажды заметил чекист Грибов, небрежно постучав согнутым пальцем по корпусу. — Это хлам, не верь им». «Почему?» — обиделся за часы Перелесов. «Фанера, — продолжил разоблачение Грибов, снова пробежав рассыпчатым гулким стуком по лакированному боку: — Орлишка из фольги, механизм копеечный, внутри… пустота. Вот часы! — сунул под нос Перелесову мощное запястье с невзрачным тусклым, похожим на затёртую монету кружком. — Живая платина! Точность — миллионная доля секунды по Гринвичу! Цена… Ладно, не будем».