Юрий Козлов - Новый вор

Когда Перелесов учился во втором классе, за столом в соседнем ряду сидела девочка Таня Григорьева, в которую он был влюблён, вернее, учитывая его тогдашний возраст, протовлюблён . Однажды Таня вдруг повернулась к нему, и их взгляды свинтились, соединились, трепеща в воздухе прозрачными крыльями, как насекомые. Перелесову показалось, что он куда-то летит, всё на свете знает и понимает, такая вдруг открылась в серых глазах второклассницы Тани Григорьевой светлая волшебная глубина. И ещё он понял, что до смерти не забудет этот взгляд, но их с Таней внезапная воздушная близость на этом закончится. Продолжение невозможно. Он, как сова ночью, взлетел в небо, увидел Луну и Землю, и тут же… понял, что больше такого с ним никогда не будет. Почему — он не знал, но обречённо принял, как данность. «Перелесов, ау, проснись, где твои карандаши?» — потрясла его за плечо учительница.

Но это было не единственным измерением глазного мира. Глазной бог, если таковой существовал, ткал из бессловесной и невесомой, как одноразовые простыни, ткани человеческих взглядов бесчисленные обманные и истинные реальности, укутывал в них мир. Перелесов пытался определить сквозь колышущуюся, вздувающуюся простыню пол мира, но это было также сложно, как определить пол пылесоса. Хотя русский язык давал самонаводящуюся, как ракета, подсказку: «пол мира» — пылесосы-женщины, а оставшаяся половина, вероятно, мужчины. А вдруг, мелькнула никчемная мысль, существуют пылесосы-гермафродиты?

«Между нами большая разница?» — тихо и загипнотизированно, как кролик у удава, поинтересовался у Авдотьева Перелесов. Он не то чтобы знал, но чувствовал эту разницу. Она была бесконечной, а Авдотьев был землемером, отмеряющим внутри разницы пространство их дружбы. Оно могло вобрать в себя весь мир, а могло ограничиться походом в контейнер и починкой неизвестного пола пылесоса.

«Ты хочешь, чтобы я починил пылесос, — вдруг весело рассмеялся Авдотьев, — а я хочу починить мир!»

Они допили вино, доели чипсы и пошли к Перелесову, где Авдотьев играючи, воспользовавшись отвёрткой и скрепкой, починил злополучный пылесос.

Обрадованная Пра позвала их на кухню пить чай.

«Какого он оказался пола?» — спросил Перелесов, хватая со стола печенье и стараясь не дышать в сторону Пра.

«Женского, — уверенно ответил Авдотьев, — у вас здесь всё… — огляделся по сторонам, — женского пола».

Перелесову захотелось ему сказать, что отныне (если) он соберётся в фуру, то пойдёт один, ему не нужны проводники и командиры, но промолчал, заметив, что к разговору прислушивается Пра.

«Ты с ним дружишь? — спросила Пра, когда Авдотьев ушёл. — Это тот самый гений из вашего класса?»

«Он хочет починить мир», — Перелесову было интересно, что скажет Пра.

«Вот как?» — задумалась она.

Перелесов вспомнил хмельные рассказы отца, как Пра в тридцатых годах ходила с комсомольцами по избам, плевала в иконы, наглядно показывая несознательным согражданам, что Бога нет. А когда вышла в начальство, гоняла колхозников высаживать в снег свёклу, как учил народный академик Лысенко. А потом вместо того, чтобы спасать отца, погибавшего в театральной студии ЗИЛа, прогуливалась по набережной под ручку с человеком со щёлкающей фамилией, который потом застрелился. Неужели она тоже хотела починить мир?

«Мир похож на пылесос, — продолжила после паузы Пра. — Наберёт дряни и пыли, а потом вырубается. А кто сунется чинить — тому эту дрянь и пыль в морду. Может быть, не сразу, а как у нас — через семьдесят лет, но обязательно. Где ты был? — строго посмотрела на Перелесова. — Почему от тебя пахнет вином?»

«В раю, — Перелесов вдруг подумал, что Авдотьев неправильно обозначил разницу между ними. — Зря он починил пылесос, — сказал притихшей и как будто уменьшившейся в размерах Пра. — Я выброшу его на помойку вместе с дрянью и пылью, — похлопал себя по карману, где лежали полученные от матери доллары, — и куплю новый!»

Перелесов разговаривал по телефону с экономическим чекистом Грибовым, когда секретарша сообщила ему, что заказала пропуск Авдотьеву на семнадцать часов. Перелесов удивлённо поднял бровь, но секретарша сунула ему под нос служебный листок под чёрной «шапкой»: «Министр по развитию и благоустройству приграничных территорий» с начертанным его рукой распоряжением: «Авдотьев. Четверг. 17.00. В график».

Перелесов разговаривал с Грибовым по особому смартфону с хаотично бегающей по чёрному экрану красной огненной точкой. Глядя в непроглядный экран (хищно ловящий голос телефон необязательно было прижимать к уху), Перелесов сам себе казался мечущейся внутри адской тьмы точкой. Инновационное чудо техники было предназначено исключительно для общения с Грибовым. «Сейчас пишут всё и везде, — объяснил экономический чекист. — У этой штуки много функций, но нам хватит двух. Никто не сможет записать наш разговор. Никто не сможет подслушать наш разговор, даже если будет дышать тебе или мне в ухо».