Феликс Кандель - День открытых обложек

Он ухаживал за ней‚ дарил цветы‚ пел романсы‚ шептал восхитительные глупости‚ даже вальсировал по ночам‚ прижавшись к могучей станине‚ в неге укладывался на траву.

Короче говоря, он с Бертой жил. Он Берту любил. Одну ее и никого более.

В походе по бездорожью‚ через хляби непролазные, безмозглые его помощники загнали Берту в топь‚ в грязь‚ в раскисший до глубин чернозем и не сумели вытянуть обратно. А может, не захотели. Полководец бушевал‚ стервенел‚ карал направо и налево‚ в бешенстве крушил крепостные стены‚ но Берту‚ его любимую Большую Берту вытащить не смогли.

Зачем жить без нее?

Брать эти дурацкие города?

– Мама!.. – кричал по ночам со сна‚ на холодной постели‚ одинокий, не обласканный, но кто поверит‚ что у него была мама? Кто поверит‚ что мамы – они у всех?..

Старуха сидела у окна в осажденном городе.

Рукой двигала безостановочно‚ раскачивая люльку.

Приходили садовники с саженцем‚ выкапывали яму на газоне, а посадить не успевали. Забирали садовников в ополчение, частоколы громоздить вкруг поселения‚ а саженец засыхал без пользы‚ из ямы делали окоп.

Проходил нищий, руку тянул за подаянием.

Старуха тянула.

В стекле отражались гуси‚ похожие на бомбардировщики. Гремело вдали – отлетевшей грозой. Стекла заклеивались бумажными полосками крест-накрест. Новые садовники втыкали саженец в окоп‚ а полить не успевали. Люльку потряхивало‚ стекла подрагивали‚ старуха согласно кивала головой‚ не в силах унять мелкую дрожь.

Проходил старьевщик‚ кричал без надежды: «Старьё берем!»

Старуха отвечала: «И мы берем».

Стекло разбегалось морщинками от пробоины. В нем отражались флаги в избыточном количестве. Отражались садовники. Шли строем‚ размахивали руками‚ вместо лопат ружья наперевес.

Ковылял инвалид на деревянной ноге‚ оглядывал с интересом: «Не примешь? Не набанишь ли?»

Старуха отвечала без звука: «Не приму».

Прибегали малолетки‚ рыли новую яму‚ а саженец посадить не успевали. Наскакивали солдаты‚ сволакивали в яму девочек-переростков‚ под истошные визги споро брали своё.

Приходил с одышкой задымленный‚ бинтами обвязанный садовник‚ приносил на плече товарища. Опускал в яму‚ закапывал‚ сверху втыкал саженец. Старуха кидала горсть земли. Они приходили и уходили‚ освободители с завоевателями‚ насиловали ее детей с внуками‚ а она качала люльку с младенцем.

Вечная старуха у окна.

Вечный в люльке младенец.

Вечный сюжет – безотцовщина...

А наутро город пал.

Солдаты разбегались по улицам‚ жгли‚ насиловали; с визгом носились по булыжнику кусачие кони.

Старуха глядела‚ головой подрагивая.

Сох саженец.

В люльке разевал рот некормленый младенец.

Полководец ехал на белой лошади, строгал липовую дощечку‚ победоносный‚ зарёванный и несчастный. Пятьдесят скороходов бежали перед ним‚ но завоеванный город не согревал кровь. И победы громче‚ и оружие злее‚ и жертвы обильнее‚ а богом себя не назовешь.

К чему тогда вся эта суетня?

Над нашими головами пролетают птицы…

…великим множеством, по заведенному маршруту.

Весною поспешая на север, осенью на юг.

С одной стороны у них море – не всякая способна одолеть его, с другой река Иордан, засушливые за ней пространства. Птицам не обойтись без воды, без корма, и потому останавливаются здесь на отдых, больше негде, набираются сил для полета.

Страна‚ над которой держат путь перелетные птицы‚ – соблазн для покорителей. Им тоже требуется вода и корм, чтобы пройти с севера на юг или с юга на север, походя пролить кровь. На то они и покорители.

Засыпает город на холмах.

Утихают пристанища для постояльцев.

Замирает движение машин, и вниз по горной тропе‚ в глухоте ночи и глухоте памяти трогаются в глубины преисподней вечные боевые центурии, видения гибельной поры.

Впереди едет порфирородный властитель‚ восседая на арабском скакуне‚ молчаливо неподступный. Рубленное тесаком лицо. Глубокая складка на лбу. Глаза холодного пламени, руки в мохнатой поросли, пурпурная тога цвета пламени – кровь темнеет на тоге к устрашению врага.

Строем шагают велиты с дротиками‚ принципы в панцирной броне‚ грузные‚ грозные‚ испытанные в боях гоплиты, мрачные и беспощадные. Несут наизготовку литавры. Боепоходные трубы. Вздымают знаки неодолимого легиона‚ врага превосходящего отвагой по воле своего повелителя.