Миклош Дярфаш - Был однажды такой театр

Он взял девушку под руку.

— Пойдемте, Ица, так будет лучше, поужинаем вдвоем. Какое нам дело до всей этой шайки-лейки!

Девушка не могла понять, что нашло на актера, с которым она за все время пребывания в театре едва ли обменялась двумя-тремя словами. Прислонившись к стене, она быстро и настороженно взглянула на Дюлу и отстранилась.

— Что вам от меня нужно? — в голосе ее прозвучала тоска. Она явно ожидала подвоха.

— Не бойтесь, Ица. — Дюла почему-то почувствовал себя виноватым. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы пошли со мной. А потом я проводил бы вас домой, к родителям.

— Почему вы не хотите идти на банкет? — спросила девушка, с трудом унимая дрожь.

— Потому что я их ненавижу.

— Не надо так шутить. Спокойной ночи…

Она повернулась и торопливо пошла прочь, словно спасаясь бегством. Дюла последовал за ней. Поравнявшись с девушкой, он снова взял ее под руку.

— Не оставляйте меня сегодня одного, Ица! Слышите? Не оставляйте меня одного!

Девушка поплотнее запахнула дешевое пальтецо и взглянула на него с совершенно детским испугом.

— Так вы правда не хотите туда идти?

— Ну конечно, правда. Сперва я хотел остаться один, но потом увидел вас у ворот и передумал.

— Я не одета… — девушка сопротивлялась из последних сил.

— Глупости… Не имеет значения.

Дюла махнул проезжавшему такси и помог девушке сесть. Ему хотелось оказаться как можно дальше от театра, и он назвал шоферу загородный ресторан.

— Что они скажут, когда увидят, что нет главного героя? — тревожилась девушка, все еще не до конца поверившая в то, что произошло.

— Разозлятся, должно быть, — Дюла рассмеялся.

— Это ведь и вправду большая обида.

— Возможно.

— Знаете, что я подумала… давайте поедем в Буду, вы тем временем немного проветритесь, потом вернемся по мосту Эржебет… и…

— Не говорите глупостей, Ица.

— Но я боюсь.

— Ну и бойтесь себе на здоровье. Это пройдет.

— Почему вы решили остаться со мной?

— Потому что хочу, чтобы вы рассказали мне о себе.

— Вас интересует моя жизнь? Что же вам рассказать?

— Расскажите о том, что привело вас в театр.

— Ничего особенного. У папы тут кое-какие связи. На завод меня не брали.

— Кто он, ваш отец?

— Носильщик.

— А теперь вы рады, что попали в театр?

— Нет.

— Почему?

— Из-за мужчин.

— Пристают?

— Да.

— Вас кто-нибудь обидел?

Глаза девушки наполнились слезами. Дюла сжал ее руку.

— Гара?

— Он сказал, что выкинет меня из театра, если я не…

— Старый негодяй.

— Это было так противно. Я думала утопиться, да родителей жалко стало.

Такси подъехало к ресторану. Стоял тихий октябрьский вечер. Теплый ветерок, долетевший откуда-то из ушедшего лета, казалось, удивлялся сухим осенним листьям. В воздухе стоял нежный запах опавшей листвы. Время как будто остановилось, не желая идти навстречу холодным дождям и ветрам. Мягкие, пушистые облака были похожи на одеяло, укутавшее мир. Дюла взял девушку за руку.

— Пойдемте ужинать.

Они вошли в ресторан и сели друг против друга за угловой столик. Дюла понятия не имел, как и чем следует развлекать девушку во время совместного ужина. Деньги завелись у него всего два месяца назад, когда усилиями Акли он попал в Пештский театр. С деньгами, кстати, в последнее время творились чудеса: они своенравно рядились во все новые и новые нули. Бутылка содовой, к примеру, стоила в этот вечер тысячу крон.

Дюла был очень голоден. Сперва он старался вести себя так, как, по его мнению, подобало большому артисту, а потому не столько ел, сколько ковырял бургундское жаркое, степенно поддевая вилкой крошечные кусочки. Ица старательно подражала его «великосветской» манере. Спектакль, впрочем, длился недолго. Дюлин желудок несколько лет безнадежно бунтовал против скудного столовского рациона — изумительный запах бургундского в винном соусе в конце концов взял свое, Дюла плюнул на правила хорошего тона, перестал «вкушать» и набросился на еду.

Увидев, что господин Торш вдруг утратил весь свой аристократизм, Ица тоже взялась за дело всерьез. Смущения как не бывало, оба весело и вдохновенно заказывали все подряд, словно двое уличных ребятишек, которым удалось проникнуть сквозь яркую витрину. От натянутости не осталось и следа. Они сидели друг против друга и наедались до отвала — молодые, веселые, здоровые. Должно быть, с такой же великолепной жадностью наедался по ночам за гладильной доской Дюлин отец. Как он завидовал тогда могуществу своего отца, имевшего возможность «питаться» не только в отведенное для еды время, но и тогда, когда весь город спал! Дюла размышлял об этом, поглощая одно за другим ресторанные блюда. Беззаботно заказывая все подряд и не думая при этом об экономии, он испытывал что-то похожее на торжество. Невзирая на всю его ненависть к «тому человеку», он получал особое удовольствие оттого, что в эти минуты уподоблялся ему.