Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Он открывает глаза, чтобы оценить шансы, и видит, что Эномото осушает свою чашечку…

…мгновением позже послушник тоже отнимает чашечку от губ.

Один удар сердца – и отчаяние сменяется несомненностью факта. «Через две минуты они поймут, а через четыре мы умрем».

– Камергер, будьте так добры, расстелите ткань. Вон там…

Эномото жестом останавливает его.

– Такую работу может выполнить и мой послушник.

Трое смотрят, как молодой человек разворачивает белое полотнище. Его предназначение – впитать кровь и завернуть мертвое тело, но сегодня оно послужит для того, чтобы отвлечь Эномото от истинного эндшпиля Сироямы, пока сакэ впитывается в кровь.

– Если угодно, – предлагает господин настоятель, – я прочту Мантру об искуплении?

– Мое искупление уже свершилось, – отвечает Сирояма, – насколько это возможно.

Эномото без дальнейших разговоров берется за меч:

– Господин градоправитель, вы желаете совершить полное харакири , с помощью кинжала танто , или это будет символическое прикосновение веером по новомодному обычаю?

Сирояма чувствует, как немеют кончики пальцев на руках и ногах. «Яд уже течет в наших жилах».

– Прежде, господин настоятель, я должен вам кое-что объяснить.

Эномото кладет меч плашмя себе на колени.

– Что именно?

– Причину, почему все мы через три минуты умрем.

Настоятель вглядывается в лицо Сироямы, желая убедиться, что ослышался.

Вышколенный послушник вскакивает и, пригибаясь, осматривает безмолвный зал – ищет, где затаилась угроза.

– Темные чувства, – снисходительно замечает Эномото, – могут омрачить душу в подобные моменты, но ради своего посмертного имени, градоправитель, вам следует…

– Молчать, когда градоправитель произносит приговор! – Камергер с перебитым носом говорит сейчас со всей уверенностью своей высокой должности.

Эномото моргает.

– Обращаться ко мне подобным образом…

– Господин настоятель Эномото-но-ками! – Сирояма знает, как мало времени им осталось. – Даймё княжества Кёга, верховный жрец храма на горе Сирануи! Властью, данной мне сёгуном, объявляю вас виновным в убийстве шестидесяти трех женщин, похороненных за постоялым двором «Харубаяси» на дороге к морю Ариакэ, в похищении монахинь, которых вы удерживаете в монастыре на горе Сирануи, и в регулярном противоестественном умерщвлении младенцев, рожденных этими женщинами от вас и ваших монахов. За эти преступления вы заплатите своей жизнью.

Издалека доносится приглушенный стук копыт.

– Печально видеть, – бесстрастно говорит Эномото, – что некогда высокий ум…

– Вы отрицаете справедливость обвинений? Или считаете, что возмездие не должно вас коснуться?

– Ваши вопросы постыдны, ваши обвинения презренны. А предполагать, будто вы, опозоренный чиновник, могли бы наказать меня – меня! – такое непомерное самомнение, что просто дух захватывает. Я не желаю длить эту недостойную сцену. Послушник, мы уходим…

– Почему в такой жаркий день у вас мерзнут руки и ноги?

Эномото презрительно кривит рот, но вдруг замирает и, сдвинув брови, смотрит на красную тыквенную бутыль.

– Учитель, я с нее глаз не спускал! – уверяет послушник. – Туда ничего не добавляли.

– Сначала, – говорит Сирояма, – я изложу вам свои резоны. Два или три года назад моих ушей достигли слухи о том, что кто-то прячет трупы в бамбуковой рощице за постоялым двором «Харубаяси». Я не прислушался – слухи не доказательства, ваши друзья в Эдо более влиятельны, чем мои, да и никого не касается, что происходит на заднем дворе даймё. Но когда вы забрали к себе ту самую акушерку, которая спасла жизнь моей наложнице и моему сыну, я не мог не заинтересоваться монастырем на горе Сирануи. Властитель провинции Хидзэн предоставил мне шпиона, и тот рассказал жуткие истории о том, что случается с монахинями, когда они покидают ваш монастырь. Вскоре шпион был убит, и это только подтвердило его рассказ, а потому, когда мне в руки попал некий свиток в футляре из древесины кизила…

– Послушник Дзирицу – змея, обратившаяся против ордена!

– А Огаву Удзаэмона, конечно, убили разбойники в горах?

– Огава был шпион и гнусный пес и умер как шпион и гнусный пес! – Эномото встает и, покачнувшись, падает, злобно рыча. – Что вы мне… что…

– Яд воздействует на мышцы человека, начиная с конечностей и постепенно доходя до сердца и диафрагмы. Его добывают из ядовитой железы древесной змеи, которая водится только в дельте одной реки в Сиаме. Это животное называют «четырехминутной змеей». Ученый аптекарь мог бы догадаться почему. Яд чрезвычайно смертоносен, и достать его чрезвычайно трудно. Однако у камергера Томинэ имеются чрезвычайно полезные знакомства. Мы испробовали яд на собаке… Сколько она прожила, камергер?