Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Прихожая перед Залом шестидесяти циновок и длинная галерея, ведущая к парадному дворику, битком набиты коленопреклоненными советниками, инспекторами, стражниками, служащими казначейства и домашними слугами. Сирояма останавливается.

В мутном, мусорном небе сплетничает воронье.

– Поднимите головы, все! Я хочу видеть ваши лица.

Две-три сотни лиц обращаются к градоправителю. Глаза, глаза, глаза…

«Любуются на привидение, – думает Сирояма. – Еще живое».

– Градоправитель-сама! – Старейшина Вада сам себя назначил общим представителем.

Сирояма смотрит на этого преданного зануду.

– Вада-сама?

– Служить господину градоправителю было величайшей честью для меня…

Черты Вады заострились от эмоций; глаза блестят.

– Все мы многому научились от мудрого примера господина градоправителя…

«Только одному вы от меня научились, – думает Сирояма. – Строго следить за тем, чтобы в береговой охране всегда было не меньше тысячи воинов».

– Память о вас будет вечно жить в наших сердцах!

«А мое сердце и все остальное тело тем временем сгниет в земле».

– Нагасаки никогда! – По лицу старейшины струятся слезы. – Никогда не оправится!

«Как же, – думает Сирояма, – через неделю все уже вернутся к обычной жизни».

– От имени всех, кто… удостоился чести служить вам…

«Даже неприкасаемых, – думает градоправитель, – выносящих ночные горшки?»

– …я, Вада, выражаю нашу вечную благодарность за ваше милостивое покровительство!

Голуби на карнизе крыши воркуют, словно бабушки над новорожденными младенцами.

– Спасибо, – говорит Сирояма. – Служите моему преемнику, как служили мне.

«Итак, последняя речь, которую я слышал в своей жизни, оказалась еще и самой глупой».

Камергер Томинэ открывает дверь, за которой Сирояму ждет последний собеседник.

Раздвижные двери с негромким рокотом закрываются. Теперь в Зал шестидесяти циновок никто не войдет, пока Томинэ не объявит о достойной смерти градоправителя Сироямы. Притихшая толпа на галерее возвращается в солнечное царство Жизни. Из уважения к градоправителю все крыло будет пустовать до самой ночи, не считая стражников, делающих обход.

Один высокий ставень приоткрыт, но в просторном зале все равно сумрачно.

Господин настоятель Эномото изучает позицию на доске для игры в го.

Вот он оборачивается и кланяется. Послушник кланяется намного ниже.

Градоправитель начинает путь к середине зала. Его тело расталкивает тяжелые занавеси неподвижного воздуха. Ноги шелестят по полу. Камергер Томине следует за своим господином.

Кажется, что Зал шестидесяти циновок на самом деле шириной в шесть сотен циновок или даже шесть тысяч.

Сирояма садится за столик с игрой, напротив своего врага.

– Отвлекать последними просьбами такого занятого человека – непростительный эгоизм.

– Просьба вашего превосходительства весьма лестна для меня, – отвечает Эномото.

– Задолго до того, как познакомиться с вами лично, я слышал, как почтительным шепотом передавали из уст в уста рассказы о мастерстве Эномото-сама в обращении с оружием.

– Люди вечно преувеличивают, но за долгие годы в самом деле пять человек приглашали меня быть кайсяку при их смерти. Я выполнял эту обязанность по всем правилам.

– Господин настоятель, ваше имя сразу пришло мне на ум. Только ваше, и никакое другое.

Сирояма опускает глаза – у Эномото за поясом нет меча.

– Он у послушника. – Настоятель кивает на молодого человека.

Завернутый в черную ткань меч лежит на квадратном куске алого бархата.

Рядом на столике – белый поднос, четыре черных чашки и красная тыквенная бутыль.

В сторонке, чтобы не бросалась в глаза, сложена белая простыня, достаточной величины, чтобы завернуть труп.

– Вы все еще хотите закончить начатое? – Эномото указывает на доску.

– Нужно что-то сделать перед смертью. – Градоправитель расправляет хаори у себя на коленях и обращает все внимание к игре. – Вы уже обдумали следующий ход?

Эномото ставит белый камень, грозящий восточному форпосту черных.

Осторожный щелчок игрального камня – словно стукнула тросточка слепца.

Сирояма, избегая риска, делает надежный ход – одновременно и мостик к северному скоплению белых, и защита от него же.

– Чтобы победить, – учил его отец, – нужно очиститься от желания победы.

Эномото обеспечивает безопасность своего северного войска, открыв глаз в его рядах.