Дэвид Уоллес - Короткие интервью с подонками

– Хотя великаны, – Дэй читает вслух. – Хотя великаны все одного роста, они разных форм. Есть греческие циклопы, французский Пантагрюэль и американский Баньян. Есть распространенные межкультурные циклы о великанах— в виде столбов пламени, туч с ногами, гор, которые переворачиваются и бродят, пока весь мир спит.

– Нет, это я прошу прощения, – говорит голова пастора. Белая рука гладит приколотые волосы Сары.

– Есть раскаленные докрасна великаны, теплые великаны, – читает Дэй. – Есть и ледяные великаны. Таковы их формы. Одна из форм ледяного великана описана в циклах как километровый скелет из цветного стекла. Стеклянный великан живет в девственно-белом от мороза лесу.

– Ледяные великаны.

– После вас, – шепчет Сара, открывая дверь в комнату Эстер.

– Он хозяин этого леса.

Голова над черно-белым улыбается.

– Нет, после вас.

– Шаг стеклянного великана шириной в милю. Каждый день, целый день, он шагает. Никогда не останавливается. Не может отдохнуть. Ибо живет в страхе, что его ледяной лес растает. Страх заставляет его мерить дебри шагами каждую минуту.

– Не спит, – говорит Эстер.

– Да, никогда не спит, стеклянный великан шагает по белому лесу, шаг в милю шириной, день и ночь, и жар его шагов растапливает лес позади.

Эстер пытается улыбнуться закрывающейся двери. На ее марле ни пятнышка.

– Радуга.

– Да, – Дэй показывает картинку. – Растаявший лес превращается в дождь, а стеклянный великан – радуга. Это цикл.

– Растаял в дождь.

В коридоре чихает Сара, приглушенно. Дэй ждет слов священника.

Закрой их

– Просчитай свое дыхание, – руководит иссушенный и поистине старый бывший иезуит. Янь и Ндьявар стоят в пене на краю голубого моря у поля.

– Вдыхай воздух, – говорит профессор, изображая взмах. – Сплевывай воду. Ритм. Вдох. Выдох.

Дэй имитирует взмах.

Эрик Янь закрывает глаза:

– Надорванность на счете вернулась.

Сон-картина с учителем в нескончаемой молитве прибита к закрепленному мольберту. Поднимается ветер; вокруг снежатся одуванчики. Пчелы трудятся над желтизной поля на фоне растущей синевы.

– Вдыхай сверху. Выдыхай внизу, – руководит старик. – Кроль.

Сухое поле – остров. Синяя вода вокруг приперчена белыми сухими островами. На соседнем острове лежит на тонкой чистой стальной койке Эстер. В канале движется вода.

Дэй имитирует взмах. Его падающие ничком руки прибивают белое семя. Растение прорастает за миг. Его верхушка уже достает до колен Дэя.

Янь рассказывает Ндьявару о текстуре мысленного счета. Ндьявар жалуется Яню, что для его лучшей церкви не хватает рук, чтобы открыть дверь. Символизм диалога очевиден.

Учитель искусствоведения взмахнул рукой за спину, от трепещущего роста черного растения. Дэй барахтается в пыльце, пытаясь поддерживать ритм.

По каналу у острова Эстер на спине плывет Сара. Затем тень растения закрывает свет. Тень – самое большое, что Дэй видел в жизни. Ее фасад вытягивается прочь из пределов зрения, требуя приставки бронто-. Земля грохочет под весом контрфорса. Контрфорс изгибается вверх к фасаду и также уходит прочь из пределов зрения. У верхней границы неба поблескивает розовый витраж. Мольберт опрокидывается. Из ниоткуда в нем появляются двери, корчатся, как губы. Бросаются на них.

– Помогите! – зовет Эстер, очень слабо, пока церковь с картины не затаскивает их внутрь. Дэй слышит отдаленный стон продолжающегося роста. Непостроенная церковь тусклая, освещена лишь через витражи. Двери проскочили вокруг них, скрылись из виду.

Розовый витраж продолжает расти. Он круглый и красный. Излучает преломленные шипы света. В витраже печальная женщина пытается улыбкой проложить себе путь из стекла.

Дэй по-прежнему изображает кроль – единственный взмах, который он знает.

Окно пропускает только свет и ничего больше, окрашивает этот свет.

– Закрой глаза, что в твоей голове, – слышится деревянное эхо Ндьявара.

– Закрой их, – Янь глядит на неф.

Над розовым цветом мрачнеют бочковые своды. Окно изменяет нормальный порядок, все раскрывается иначе – все твердое здесь черное, все легкое – блестящего цвета. Дэй на вдохе видит форму цвета. Цвет от окна сужается, сходится в преломленный шип, его наконечник – темная точка. Вокруг нее вращается что-то в белом.

Дэй плывет кролем к острому наконечнику, взмывая, невесомый.

Лишенный сана профессор искусствоведения кладет водонепроницаемые часы Дэя на алтарь. Встает перед ними на колени, богохульствуя.