Дэвид Уоллес - Короткие интервью с подонками

Вопрос .

Легко понять, уже на оттоманке, что все случится. Что я правильно оценил близость. Лигети – творчество которого, как вам, несомненно, известно, абстрактно почти до атональности, – обеспечивает идеальную атмосферу для предложения сценария контракта. Свыше восьмидесяти пяти процентов субъектов принимают предложение. [с. п.] Покорность субъекта не вызывает никакого [с. п.] хищнического азарта , потому что дело вовсе не в покорности. Отнюдь. Я спрашиваю, как они относятся к идее, что я их свяжу. Возникает наэлектризованное и тяжелое молчание, в воздухе над оттоманкой накапливается напряжение. В этом напряжении висит вопрос, пока, comme on di, не [с. п.] осядет . В большинстве случаев они резко меняют положение на оттоманке, словно чтобы выпрямить осанку, [с. п.] расправить плечи и так далее – этот подсознательный жест предназначен передать власть над ситуацией и независимость, подтвердить, что только они во власти решать, как ответить на предложение. Он произрастает из страха и неуверенности в связи с тем, что, по-видимому, какая-то слабость или уступчивость в их характере привела меня к выводу, что они отличные кандидаты для [несколько раз с. п.] доминирования или бондажа . Психологическая динамика людей завораживает: первый, подсознательный вопрос субъекта о том, что же в ней могло спровоцировать такое предложение, привести мужчину к мысли, что подобное возможно. Другими словами, они рефлексивно озабочены самопрезентацией. Но надо оказаться в комнате с нами, чтобы оценить очень, очень сложную и завораживающую динамику, сопровождающую наэлектризованное молчание. На поверку же в своем обнаженном утверждении власти над ситуацией это внезапное изменение позы, по сути, передает чистое желание поддаться. Принять. Подыграть. Другими словами, любой жест утверждения [с. п.] власти означает – в этом наэлектризованном контексте – курочку. Видите ли, в сильно стилизованном формализме [с. п.] мазохистской игры контракт и организация ритуала таковы, что видимое неравенство власти на самом деле целиком одобрено и независимо.

Вопрос .

Спасибо. Это показывает, что вы действительно следите за моими словами. Что вы сообразительный и настойчивый слушатель. Равно и я изложил не очень изящно. Если вы и я, например, отправимся ко мне в апартаменты и войдем в контрактные отношения, по которым я вас свяжу, – это настоящая [с. п.] игра по той причине, что она в корне отличается от случая, если я каким-то образом заманю вас к себе домой и там тут же наброшусь, одолею и свяжу. Это уже никакие не игры. Игра в том, что вы свободно и независимо соглашаетесь, чтобы вас связали. Цель контрактной природы мазохистской или [с. п.] бондажной игры – я предлагаю, она соглашается, я предлагаю что-то еще, она соглашается – это формализовать структуру власти. Ритуализировать ее [с. п.]. Игра – подчинение бондажу, передача власти другому; но [с. п.] контракт – так сказать, [с. п.] правила игры , – контракт гарантирует, что отречение от власти – вопрос свободного выбора. Другими словами, это подтверждение, что человек достаточно уверен в концепции собственной власти и ритуально передает эту власть другому человеку – в данном примере мне, – который затем снимет с вас слаксы, свитер и нижнее белье и привяжет запястья и лодыжки к столбикам старомодной кровати атласными ремешками. Вас я, конечно, для этого разговора использую лишь в качестве примера. Не подумайте, что я действительно предлагаю вам какую-либо возможность контракта. Я вас едва знаю. Не говоря уже о контексте и объяснениях, которые сам только что предоставил, – обычно я действую совсем не так. [Смех.] Нет, дорогая моя, вам нечего бояться.

Вопрос .

Ну, разумеется, боитесь. Моя мать была, по общему мнению, прекрасным человеком, но, скажем так, неуравновешенного темперамента. Неустойчивая и неуравновешенная в домашней и повседневной рутине. Неустойчивая в отношениях с двумя своими детьми, особенно со мной. Отсюда я унаследовал определенные психологические комплексы, связанные с властью и, возможно, доверием. Регулярность случаев покорности почти потрясает. Как только плечи расправляются и вся поза становится прямой, откидывается и голова, и теперь она сидит очень ровно и, кажется, почти удаляется из пространства беседы – все еще на оттоманке, но удаляется, насколько может, в стриктуры пространства. Это видимое удаление, которое, по идее, должно передавать шок и удивление и таким образом показывать, что она решительно не тот человек, кому хоть раз приходила в голову возможность, что у нее попросят разрешения ее связать, на самом деле означает глубоко заложенную амбивалентность [с. п.]. Конфликт . Под ним я имею в виду, что возможность, доселе существовавшая только внутренне, потенциально, абстрактно, в подсознательных фантазиях или подавленных желаниях субъекта, внезапно воплотилась вовне и приобрела вес осознанности, стала [с. п.] реальной возможностью. Отсюда завораживающая ирония: язык тела должен передать шок, и, разумеется, шок передает, но, разумеется, шок совсем иного рода. А именно шок абреакции из-за подавленных желаний, вырвавшихся из своих стриктур и проникнувших в сознание, но из внешнего источника, от конкретного другого – при этом от мужчины и партнера для брачного ритуала, а следовательно, всегда готов для переноса. Таким образом, фраза [не с. п.] оседает куда благоприятнее, чем можно изначально вообразить. Конечно, подобное проникновение может потребовать времени, только если имеется [с. п.] сопротивление . Или, например, вам, несомненно, известно замшелое клише – [с. п.] я не верю своим ушам . Оцените его уместность.