— Мойше, ты выглядишь, как те, из земли обетованной. Ты весь в меду и в птичьем молоке. Словно ты из улья вылез.
— Ой, Петр, отвяжись. И где я теперь умоюсь? До самого дома не слизать мне этой сладости. Все осы будут на меня садиться.
— Подожди. Может, по пути попадется какой-нибудь заблудившийся теленок. Он тебя языком так умоет и причешет, что хоть бричку подавай да на свадьбу вези.
— Тоже мне умник. Сам-то весь в воске, словно всю субботу под семисвечником проспал, а к другим пристаешь.
Отбросив за спину вощину, я снова стал саблей вырезать соты. Сабля наткнулась на что-то твердое. Заскрежетала, как по кости. По мне мурашки забегали. Закрыв глаза, я увидел потного шваба, лежавшего у пулемета. И его раздробленную саблей руку. Я позвал Моисея. Отрывая доски, я заметил на дне улья патроны и револьвер. К задней стенке был прислонен завернутый в газету рулон. Отгоняя пчел пучком тлеющей травы, я достал рулон. Он был толстый, длиной с метр. И закапан медом, как револьвер и патроны.
Мы осторожно развернули его. Перед нами на траве серебрилось и золотилось полковое знамя. Вышитые золотой нитью слова «БОГ И РОДИНА» были в меду. По меду ползало, с трудом вытаскивая лапки и крылья, несколько пчел. Став на колени перед знаменем, мы помогали пчелам выбраться из меда. Я поглядел на Моисея, облизывавшего липкие пальцы.
— Вкусно? Ты еще не наелся?
— Вкусно. А кому не понравится мед, желтый, без капельки воска?
— Так, может, оближем эту золотую надпись. Только сначала мы должны решить, что кому лизать. Что ты хочешь: БОГА или РОДИНУ?
— Как тебе сказать? БОГ не мой, РОДИНА тоже не совсем моя. Отталкивал нас от нее кое-кто. Даже тогда, в Тарнове. Так что осталось мне, пожалуй, только «И».
— Подожди, подожди, брат. Об «И» не стоит спорить. Это принадлежит и тебе и мне. Но остается БОГ. Остается РОДИНА. Закапанные медом. Надо их облизать. Вылизать дочиста. До золота. До последней нитки. Вот я и спрашиваю тебя, что ты хочешь.
— Ну если так, Петр, то и БОГА немножко, и РОДИНЫ кусочек. Если уж нам повезло, то воспользуемся.
Мы начали с БОГА. Букву за буквой слизывали мы мед досуха. Под конец каждый из нас по очереди, не брезгуя, облизал досуха «И». Когда знамя высохло на солнце, мы задумались, что с ним делать. Нам хотелось забрать его с собой. Однако в конце концов решили, что будет лучше и спокойнее для знамени и для нас, если мы оставим его в улье. Мы снова завернули знамя в газету, затолкнули его в улей, прибили оторванные доски.
— А знаешь, Петр, все-таки странные пчелы в этих местах живут. Вместо меда оружие на зиму собирают, знамя, чтобы не гнило, медом заливают.
— Да, странные.
Находка нас заинтересовала, и мы стали ходить от улья к улью, выстукивая их саблей. Нам казалось, что в каждом улье, кроме сот с медом, позвякивает оружие. Бродя по пасеке, а она была значительно больше, чем мы сначала думали, мы прямо-таки были уверены, что, кроме боеприпасов и оружия, кто-то спрятал в этих ульях и солдат. Целый полк. Может, целую дивизию. В полном боевом снаряжении, прямо с марша, загнал их в пасеку, пооткрывал ульи, и солдаты, распевая об улане и Марысе, что по воду ходила, промаршировали в ульи походной колонной. И мед и воск закапали их. Бродя по пасеке, мы прислушивались, не раздаются ли в пчелином жужжании солдатские голоса, посвистывание, тихая песня. И присматривались внимательно, не видны ли из какой-нибудь дырочки от сучка, и в какой-нибудь щели конфедератка, сабельный клинок, саперная лопатка, противогаз.
Но, кроме жужжания пчел и меда, что вытекал через покоробленные на солнце доски, мы ничего не слышали, ничего не видели. Мед, вытекая из переполненных ульев, золотился на траве. Казалось, будто трава поглядывает на небо золотыми, все шире раскрывающимися от удивления глазами. Видно, не смыкая глаз, не моргая, не шелохнувшись ни одним стебельком, охраняет она и полк солдат, и оружие, и знамя с «БОГОМ И РОДИНОЙ». И все же, покидая пасеку, мы все время оглядывались, а вдруг сейчас выйдет из улья трубач и сыграет зорю. Мы перестали оглядываться только тогда, когда пасеку дерево за деревом спрятал лес. Но еще в лесу и за лесом мы прислушивались, не прозвучит ли труба.
В этот день нам везло. Мы шли почти все время по лесу, и жара не донимала нас. Вещевые мешки казались нам легче, а юфтевые ботинки — мягче. Жажда нас не мучила, и нам не надо было заходить в деревню. В каком-то заброшенном помещичьем саду мы нарвали много яблок. На ходу мы то и дело доставали яблоки из карманов и грызли их. Нас даже разбирала охота запеть.
Читать дальше