АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

«Ты не понимаешь, что говоришь…»

«Я понимаю, — она не унимается. Смаргивает слезы, покрепче прижимая его к себе, — я понимаю, что ты сейчас такой и не хочешь из-за той ночи… что-то случилось тогда, что-то, что вернуло тебя мне другим…»

Эдвард стискивает зубы. Со всей возможной силой стискивает, чтобы не закричать. При словах жены просыпается знакомый кол. Он напоминает обо всем, все рассказывает заново. Не получится забыть, отгородиться… ничего не получится.

«Я не отказываюсь от тебя, как ты не можешь понять? — уговаривает она, приподнимаясь на цыпочках и легонько целуя его подбородок. Чувствует напряжение. Видит. — Я люблю тебя любым, Эдвард. И я всегда буду с тобой, сколько бы не пришлось сделать ради этого. Я помогу во всем, в чем только будет нужно. Я никогда от тебя не отвернусь. Ты все можешь мне рассказать. Ты можешь довериться мне, gelibter. Полностью довериться. Целиком».

Её чистая, её искренняя тирада, тирада человека, который действительно, несмотря ни на что, любит, становится для него последней каплей. Эдвард знает, что никогда не сможет рассказать. Знает, что не способен переступить через эту грань и дать ей увидеть… узнать. А потом не имеет никакого выбора. С ложью и притворством она откажется оставаться. Рано или поздно уйдет. Рано или поздно прекратит уверять, что любит…

«Тебе нужно выбрать».

«Выбрать? Между вами? Эдвард!»

«Только так».

«Но ты же понимаешь, что это невозможно. Я не могу принять такое решение… я не могу… оставить кого-то».

Она плачет сильнее. Всхлипы уже слышны, а слез все больше. Белла в ужасе.

«В таком случае, тебе лучше уйти… — мужчина не верит тому, что произносит. И как ровно. Даже словами не давится. Он намеревается отпустить от себя смысл жизни. Так просто, играючи. Раз — и нет. — Я тебя освобождаю…»

«Ты так не хочешь этого ребенка?» — она в ужасе прикрывает рот ладошкой, отшатываясь от него. Боль волнами исходит от подрагивающего, почти детского тела. Какая же она маленькая, его Белла…

«Да».

Его ответ переполняет и без того полную чашу. Опасно накренившись при её вопросе, она с грохотом падает вниз при его ответе. Без права на спасение, хотя бы одной капли. Полностью. Алая жидкость заливает их обоих с головой.

Белла, по-прежнему держа ладонь у живота, за секунду оказывается у выхода из уборной, с силой сжав зубы. Мгновенье — и в спальне хлопает дверь.

В тот же момент его кулак ударяет об стену — трижды. Костяшки пальцев сбиваются в кровь.

Терпеть нет никакой мочи. Изгибаясь от боли дугой, закусывая губы и глотая горькую слюну с металлическим привкусом, Эдвард кое-как встает на ноги. Кое-как, напрягшись и приложив все силы, опять бежит. Отвращение к себе разъедает сознание. Осознание, что потерял Беллу, кислотой прожигает грудь. Может, и нет смысла бежать? Может, проще сдаться?..

Он всерьез думает об этом в тот момент, когда на дверях по стенам — уже не останавливается, уже лишь бежит, не дает себе даже права оглянуться и подумать, как бы притормозить, — мелькают короткие сценки всех ссор за их брак. Однажды — с битьем посуды. Однажды — с ором. Однажды — с выпивкой. Все мелькают и мелькают картинки, где Белла плачет, где кричит на него, а где, наоборот, утешает и прижимает к себе, успокаивая. Все хорошее, что делала, все хорошее, что смогла сделать, все, чем помогла, — пробегает перед глазами. И кнопки «стоп» у этого видео не предвидится.

Заключающим эпизодом, помогающим мужчине принять решение, становится повторение его недавних слов — прошло едва ли восемь часов — «Тебе лучше уйти». И хлопок двери.

В тот же самый миг, как слышит их, он останавливается. Останавливается и резко, всем телом, забыв про боль, поселившуюся в каждом его уголке, оборачивается. В упор смотрит на чудовищную тень, подбирающуюся ближе с каждой секундой.

Конец…

— Эдвард! — не его крик. Не его, потому что к звуку своих за последние десять минут он уже привык, уже различает их. Когда тень-чудище, оказавшееся, разумеется, Пиджаком, делает слабый толчок, переводя дух, он кричит со стонами, на более высоких нотах. А когда, ускоряя темп, насильник врывается в него с недюжинными силами, кричит низко и с хрипами, задыхаясь. Пытку не остановить, а потому все, что остается, различать звуки. Его сопение, и тяжелое дыхание, и свои болезненные, ни к чему не приводящие мольбы о пощаде. Бессловесные. Выраженные криком.

— Эдвард! — повторяется крик. Громче даже, чем в прошлый раз. Это не Пиджак, хотя мог быть он. Но он называет его «мой мальчик», а не по имени. Он не знает его имени. А оно знает…