— Буду, — согласно кивает Каллен, вставая и направляясь куда-то вправо, — подожди… вот она.
Уже возвращается. И, судя по шелесту, держит что-то в руках.
— Глаза можно не закрывать, — посмеивается, помогая мне натянуть вместо футболки и шорт свободную ночнушку, — я не покусаю.
— Я знаю… они сами, я не виновата.
— Ну разумеется.
Погасив основной свет, Эдвард оставляет лишь светильник на прикроватной тумбе. Садится на покрывала, подтягивая мое тонкое одеяло к самым плечам. Согревая и тем, что делает, и тем, как гладит.
— Засыпай, красавица.
— Рано засыпать… — подавляю зевок, раскрывая глаза пошире, — ты обещал поговорить…
— О чем ты хочешь говорить в двенадцать ночи?
— О Рене. Откуда ты узнал, где она?
— Не поверишь, но твоя мать живет в ста километрах от границы с Чили. Она объяснила мне, что шесть лет назад, после смерти дочери, они навсегда покинули Америку.
Я поджимаю губы, морщась.
— Это его уловки?..
— Его…
— Все, — слыша, как вздрагивает мой голос, Эдвард тут же идет на попятную, — неважно ведь, из-за чего они переехали. Главное, что переехали. И теперь здесь — совсем недалеко.
— Она была рада узнать, что я?..
— Рада? Ты шутишь? Белла, она едва ли не прыгала до потолка!
— А от меня хотела уйти…
— Уйти? — его бровь удивленно изгибается.
— Да… не поверила.
— Минутная слабость. Она слишком долго жила с мыслью, что потеряла тебя, — Каллен с такой нежностью проводит пальцами по моей щеке, что забывается сразу все плохое, что сегодня, вчера, и в принципе вообще было. Как тогда, в июле, когда он излечил меня от самой себя. Когда признался, из-за чего той французской ночью случился весь этот ужас…
«Меня это не оправдывает, Изабелла, ни в коем разе, — прошептал, перебирая мои волосы, — но тогда была годовщина пожара… я не мог пойти к Джерому в таком состоянии».
И мне полегчало. Достаточно для того, чтобы улыбнуться и поцеловать его. Конечно, к сексу мы пришли куда позже, но суть та же… и словами, и касаниями, и даже одним взглядом Эдвард способен облегчить для меня самую страшную боль.
Я люблю его больше всех на свете. Я люблю его так, как, казалось мне раньше, нельзя любить. И знаю, что чувствует он то же самое, пусть и не называет это таким «некрасивым» словом (хотя, попроси я, наверняка бы назвал, что бы ни думал). И даже если он никогда не скажет прямым текстом «я тебя люблю», я буду знать, что все неизменно. Я буду знать, что все, что он говорит, все, что он чувствует, все, что думает — пропитано этим. Эдвард прав, не обязательно кричать о чем-то настолько великом и драгоценном вслух. Отношение и поступки — вот любовь. А слова… слова, они, по своей сути, пустые…
— Нашла теперь…
— Нашла, — он соглашается, обворожительно улыбнувшись, — ну что, это все твои вопросы?
— Я её ещё увижу? — с опаской, будто он может ответить что-то ужасное, спрашиваю я.
— Разумеется. Она живет в отеле Сантьяго.
— И ждет?..
— Ждет моего звонка.
— Тот самый «Он»…
— Да, имени я не называл… пока… ты меня представишь, фиалка.
— Своего мужа? С удовольствием, — просительно протягиваю к нему руки, привлекая к себе. Целую. Нежно-нежно, любяще… хочу, чтобы он знал, что для меня на самом деле сокровище. Причем такое, какое стоит ещё поискать.
— Ну а теперь?..
— Почему ты решил… её привести? — не унимаюсь я.
— Потому что она — твоя мама, — предельно честно отвечает Эдвард, отстранившись. Свет падает на его лицо, демонстрируя ровные черты во всей их прелести. Скулы, губы, щеки, глаза, брови… и лоб, на котором, слава богу, хоть и есть отпечатки морщин, но уже не такие явные, не такие глубокие, как прежде. Не страшные. — У Джерома есть мамочка, у меня была… и у тебя должна быть. Мама — самое дорогое существо на свете.
— И папа.
— И папа, — он вздыхает, взъерошив мои волосы, — спасибо за напоминание.
— Обращайтесь…
Мы проводим пару мгновений в тишине. Спокойной, не давящей…
— Ты полежишь со мной?
— Я с тобой посплю. Джером столько пробежал по зоопарку, что вряд ли сможет открыть глаза до завтрашнего полудня.
— Представляю…
— Даже представить не можешь, — он посмеивается, поднимая одеяло и забираясь вслед за мной под него. Надо же — уже в пижаме!
— Будем спать?
— Будем, — соглашаюсь, приникая к нему — моему теплому, заботливому, любимому, доброму… Черный Ворон, я твоя должница. Если бы не ты, этот человек — потрясающий во всех смыслах — никогда бы не спал сейчас рядом со мной.
Читать дальше