— Рене, да. С-свон… Рене Свон.
Подтвердилось.
Мы стоим друг напротив друга — в десяти шагах расстояния — не моргая, разглядывая самих себя в отражении другого. И все черты совпадают. Все — словно бы сняли с глаз пелену. Я вижу эту незнакомку возле нашего дома, возле форксовского леса. Только волосы её длиннее, только глаза смеющиеся и губы ещё не тонкие, ещё ярко-алые, пухлые, как на лучших картинах. И навстречу ей выбегает девочка. Маленькая девочка с распущенными каштановыми волосами. Она жалуется на что-то… жалуется, что папа забрал у неё игрушку или что-то в этом роде… звонкий голос вместе с мягким, женским, теряется где-то на фоне шумящих сосен. Картинка пропадает, оставляя вместо деревьев и девочки только женщину. Только её.
— Белла… — Рене прикладывает дрожащую ладонь ко рту, в то время как глаза — мои глаза — наполняются самыми настоящими слезами, — девочка…
Я не двигаюсь с места. Не чувствую соленой влаги — её нет. Чувствую лишь, как в груди что-то разрывается. Больно-больно, на мелкие части. Или бьется — осколков не перечесть. Но по-иному описать это ощущение не выйдет.
— Белла, как же?..
— Я не…
— Господи! — оставляя у порога сумку, женщина быстрым шагом направляется ко мне. Забирает в неожиданно сильные, если судить по её телосложению, объятья, прижимая к себе, — девочка моя, ну конечно!
— Подождите… подождите, так не бывает! — пробую разуверить её я, хотя самой уже очевидно, что вправду вижу маму… она такой стала? За шесть лет — такой? Так сильно изменилась?
— Я почти полностью уверена… можно кое-что проверить? Одну секундочку только.
— Что проверить?..
Не говоря больше не слова, она, выпустив меня из своих рук, отходит назад на полшага. Аккуратно, будто бы я пропаду, если она сделает что-то не так, приподнимает низ моей майки. Мгновенье смотрит точно туда, куда нужно.
— Да, — выдыхает, заметив небольшой шрамик с правого бока, — аппендицит, верно? В семь лет.
— Семь лет и семь месяцев.
— Семь лет и семь месяцев, — согласно кивает она, — да, моя девочка… да, это ты!
И снова обнимает меня. Сейчас, кажется, ещё крепче, чем прежде.
И тут, после такой проверки, после такого досконального подтверждения, я не могу удержаться. Плачу сама. Плачу, вначале не пуская наружу слезы и попросту давясь, в такт всхлипам Рене, рыданиями, но потом, дав слабину, показываю, что на самом деле происходит… пальцы сами собой, не прося ни позволения, ни чего-то иного, впиваются в её футболку. Стискивают так, что вряд ли выдержит ткань. Но ни для кого это значения не имеет.
Это — моя мама! Мама, каким бы вымыслом душевнобольного не казалось её присутствие в этом доме сегодня! Мама, которую, я думала, потеряла в тот самый день, когда Джеймс принес извещение из похоронного бюро. Мама — единственная, которая у меня осталась из прошлой жизни — без Кашалота. Мое детство и моя радость. Безоблачный и счастливый Форкс…
— Я не знаю, кто этот человек, но я дам… дам ему все, — шепчет Рене, поглаживая мою спину, — он вернул мне тебя, я же думала, что… я была уверена!..
Знала бы ты, мама, какая это долгая история… у меня просто не хватит сил тебе её рассказать!
— Когда Он позвонит мне, я поговорю, как встретиться ещё раз… — убеждает она, целуя мой лоб, — не бойся, не бойся, больше я тебя не оставлю… я здесь, моя девочка. Я здесь, Белла…
Словно бы я ещё ребенок. Словно бы до сих пор жду сказки перед сном, чтобы заснуть, словно бы до сих пор веду маленькую записную книжку-дневник, с которой делюсь своими мечтами… и верю в сказки. Добрые-добрые, светлые-светлые.
А ещё я знаю, кто такой он.
И, подобно Рене, убеждена, что как только снова увижу его, сделаю все, что он ни попросит.
Этот сюрприз удался… этот подарок — один из лучших в моей жизни, tesoro! Спасибо тебе… спасибо тебе огромное!..
* * *
Пляж, солнце и вода. Блестящая-блестящая, как в лучших мечтах. И навстречу, прямо из воды, окатывая меня волной из брызг, навстречу несется Джером. Он настолько быстрый, что приближается, кажется, с каждой секундой на добрые пять метров. Вот уже совсем близко… разжимает руку — цветные камушки! Розовый, синий, фиолетовый и зеленый — мы вместе раскрашивали их пару дней назад. Где-то есть и красный — почему он не взял его? Камешки падают на песок, мгновенно в нем теряясь. Джером нагибается, чтобы собрать их, но, увидев, что собирать-то нечего, хмурится, едва ли не плача. Ему они нравились, я помню.
— Сейчас найдем, солнышко… — я наклоняюсь вслед за малышом, но, как только среди теплого песка нащупывается искомый предмет, Джерри пропадает из виду. И пляж пропадает, и небо, и сами камни… остается только океан. И только он со мной рядом.
Читать дальше