— Jerome… — направо. Она ждет справа.
Джером не сразу догадывается, почему начинает бежать. То ли так спешит выбраться отсюда, то ли жаждет узнать, кто его зовет, а может и вовсе потому, что бежать заставляют. Ноги мало подчиняются сегодня.
Малыш поворачивает за угол, схватившись на резком повороте за стену. Режется!..
Очередной детский крик, куда громче зазывающего тембра незнакомки, раздается в коридоре. И новый удар — теперь сильнее, как полагается — отзывается болью где-то в теле.
— Я считаю до двух и ухожу без тебя, сынок, — недовольный его остановкой, его заново начавшимися слезами и криками, решительно объявляет голос. — Один…
Джерри, позабыв все то, что заставило плакать, со всех ног кидается к зовущей. Ещё немного, ещё чуть-чуть…
Вот она!
Стоит в полукруге света, как раз там, где коридор заканчивается. Белокурые волосы, красное платье… а впереди дверь! Впереди выход!
— Наконец-то… — устало выдыхает женщина, протягивая ему свою руку, — мне есть, что тебе показать. Могли не успеть.
Джером не противится. Послушно вкладывает свою ладошку в руку незнакомки, тихонько всхлипывая, шагая рядом. Деревянный пол превращается в плитку. Каблуки женщины, сталкиваясь с ним, звякают.
— Заходи.
Пресловутая дверь открывается. Впускает внутрь… но боже, никакого выхода здесь нет! Комнатка маленькая, закрытая со всех сторон высокими черными стенами! Здесь нет ни потолка, ни окон, а холод, царящий внутри, куда хуже коридорного…
— Нет-нет, обратно мы не пойдем, ещё рано, — ласково усмехнувшись, женщина мгновенно предупреждает попытку мальчика сбежать, схватив его за плечи, — идем. Надо идти.
И они идут. Джером, сжав губы от чересчур крепкой хватки незнакомки, не оказывает никакого сопротивления. Ему страшно? Без сомнения. Ему холодно? Да, очень-очень… но что-то подсказывает, что снаружи не будет лучше.
— Закрой глазки, — велит мягкий голос у самого его уха, — закрой-закрой, не упрямься… и не открывай, пока я не скажу.
Малышу ничего не остается, кроме как послушаться. Но исполнить просьбу все же сложно — сплошная темнота ещё страшнее черных стен.
— Раз… — что-то переставляется с места на место. Удар, будто бы упало нечто деревянное на плитку, слышится мгновенье позже.
— Два… — Джерри ощущает, как кто-то обвивает его за талию, поднимая вверх. От испуга едва не раскрывает глаза, но поспешно зажмурившись, терпит.
— Три… — заветное слово звучит громко и победно, будто бы сорвана финишная лента или завершена какая-то важная миссия.
Дважды моргнув, мальчик возвращает себе способность видеть, интересуясь тем, что пытались скрыть. На миг любопытство заслоняет даже страх.
Но ненадолго…
Перед Джеромом, на небольшом постаменте — каменном, кажется — стоит какой-то непонятный черный ящик. Его наружные стенки блестят, будто бы налакированные, а внутренние выстланы чем-то мягким и гладким. Как простыни дома… шелковые?..
Однако, заглядевшись убранством неизвестного предмета, Джером упускает из виду, что он не пустой. Внутри, точно в той выемке, что создана овившимися вокруг деревянной основы тканями, что-то лежит… кто-то! Он тоже весь в черном. Только кожа белая… белая-белая, как снег.
Зачем ему этот незнакомец? Что он должен увидеть?..
— Посмотри вверх, — нашептывает голос, будто бы прочитав его мысли. Посмеивается.
И Джерри смотрит. Ровно секунды хватает, чтобы узнать лицо того самого «человека».
ПАПА!
Джером не понимает. Хмурится, пытаясь отстраниться, убежать, но крепкие, хоть и изящные руки не позволяют. Держат его крепко-крепко.
— Как тебе, любимый? — ласково интересуется женщина, кивнув на чуть-чуть приоткрытые губы мужчины. Только они не розовые, нет. Синие. Да и вся кожа — не чистый снег. Синеватый какой-то, блеклый…
Не доверяя до конца своим глазам, малыш протягивает руку, легонько, едва-едва прикоснувшись к плечу отца.
Спит. Даже не шевелится.
— А сильнее? — будто бы невзначай интересуется незнакомка.
Джером прикасается сильнее. Уже ощутимо, со всей своей возможной силой трясет папу за плечо. Уже бы проснулся! Играет так, отказывается, чтобы напугать его!
— Правда, нам лучше без него? — мягко спрашивает голос, наполняясь искренней радостью, едва ли не счастьем, — смотри, он будет спать… всегда, вечно будет спать… мы подождем тут ещё пару минут — полюбуемся на него — а потом закроем крышку и опустим гроб глубоко-глубоко под землю, чтобы он нас не достал! А? Тебе нравится, любимый?
Читать дальше