Но теперь ничего этого нет. Оно обычно. Обычно, как у простого папы, просыпающего свои законные десять часов в воскресенье. Обычно, как у человека, прекрасно отдохнувшего вчера или получившего, наконец, то, к чему так долго стремился.
Все-таки обычность — великолепное понятие. Оно чудесно.
… Мы спим довольно тесно. Только дело не в узкой кровати, а в нашем желании. Из своего теперешнего места я чувствую аромат и Эдварда, и малыша. Я могу с легкостью коснуться их обоих так, чтобы не разбудить. Я могу их поцеловать…. Господи, ещё вчера это казалось не просто нереальной, а невообразимой возможностью! Как быстро все меняется… и как хорошо, когда меняется в лучшую сторону.
— Доброе утро, — едва слышно произношу, улыбаясь шире. Часы на стене демонстрируют, что уже половина одиннадцатого, но не думаю, что это играет ключевую роль. Я не буду их будить. Когда спят, мои мальчики очень красивые.
Я имею право такое говорить? Эдварду понравится моя интерпретация его «девочки»?..
… Не страшно узнать ответ. Ни капельки.
Вчера я получила то признание, которого хотела. «Tesoro», что сменило «любовь», ничуть не хуже. Я согласна на любое слово.
Продолжаю на них смотреть. Не хочу отрываться. Будто заново открыв, будто впервые увидев, разглядываю Калленов, забывая обо всем ином. И правда — что, кроме них, может меня беспокоить?
Вот глаза, пока ещё скрытые веками, вот скулы — одинаковые, словно бы срисованные, вот губы — у Джерома и его папы они крайне похоже вытянуты вперед и чуть-чуть приоткрыты, а вот…
Останавливаюсь, хмурясь от неожиданной находки. Волосы. На висках — близко ко мне.
Джерома — белокурые, как прежде, светлые и искрящиеся от скупых солнечных лучиков.
Эдварда — темные, только-только возвращающиеся, благодаря солнцу, к своему истинному цвету. Но цвет части из них — слева, в самом низу, — явно не игра света. Они светлые. Совсем светлые, светлее, чем у Джерома. Бело-серые, как поздно сходящий снег…
Я, прикусив губу, нерешительно, словно бы и другие волосы в состоянии сменить цвет, прикасаюсь к только что обнаруженной несуразице. Осторожно провожу по ней пальцами, стараясь убедиться, что то, что я вижу — правда, но в то же время не разбудить мужчину. Ему не помешает выспаться.
Да, правда.
Да, вполне реальны.
Седые.
… Тихонький скрип. Будто обжегшись, убираю руку.
На пороге Джаспер — его рубашку я везде узнаю. Судя по усмешке, мужчина заходит уже не первый раз.
— Что? — одними губами спрашиваю я.
Глава охраны оглядывает молчаливое пространство номера, касаясь взглядом спины Эдварда, никак не реагирующего на его приход.
— Спит?
— Да…
— Ладно, — сам себе качнув головой, он, ухмыльнувшись, прикрывает дверь обратно, — тогда добрых снов.
Его хорошее настроение поднимает и мое, компенсируя недавний спад, вызванный малость поменявшимся обликом Эдварда.
В конце концов, это всего лишь волосы. Он переживал, испугался, очень долго не спал и гнался за нами, ускользающими в темноте леса, в отчаянном порыве разубедить себя в гибели сына. Это не могло пройти бесследно.
К тому же, как известно, сокровище со временем становится лишь дороже. И вряд ли кто решится поспорить с этим утверждением. Со мной поспорить.
Я все равно его люблю. Что бы ни случилось, как бы он ни выглядел, и сколько бы седых волос ни оказалось между бронзовыми — такие мелочи не имеют никакого значения.
Словно бы в такт моим мыслям Каллен глубоко вздыхает, чуть ниже опуская голову. Его губы практически машинально целуют мою макушку, а пальцы гладят плечики сына.
— Спи…
Слышу смешок. Все-таки проснулся.
— До вечера?
— Какая разница? — перебираю пальцами бронзовые волосы, не в силах удержаться и оставить его в покое, — если хочешь, я могу остановить время.
— Волшебной палочкой?
— Нет, снятием часов со стены.
Воистину, красивее бархатного смеха только тоненький и нежный, похожий на звон колокольчиков, Джерома.
— И все ради меня?
— Вас что-то не устраивает, scorpione?
Эдвард откровенно наслаждается нашей непосредственной игрой. Я слышу это по его усмешкам и по тому, как длинные пальцы чертят линии на моей спине. И верить, что тот узор, который они изображают, защитит от чего угодно, проще простого.
— Ну что вы, красавица, все наоборот.
— Я рада, — улыбаюсь, чмокнув его подбородок — все, до чего могу дотянуться.
— И мои капризы тоже будешь выполнять?..
— А как же иначе? Ты ведь… Эдвард!
Читать дальше