АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Мне жаль…

— Это мне жаль, — он глубоко вздыхает, качая головой, — это — моя ошибка. И впредь я ничего подобного не допущу.

Его слова вдохновляют и успокаивают, но их значение все же в состоянии огорчить.

— Ты сделал все, что был должен. Это случайность, — пробую уверить, хотя мудрое подсознание заранее подсказывает, что такая задача изначально обречена на провал.

— Ты хочешь, чтобы я отнесся к тому, что едва не потерял вас, как к «случайности»? — фыркает он. Недоумение сочится наружу ваттами.

— Я не хочу, чтобы ты осуждал себя… и чтобы уезжал, — признаюсь. Все же признаюсь. Минуту назад ведь клялась говорить без фальши.

— Я не уеду, — в уголках малахитов, прогоняя прежние чувства, затаилась нежность; с каждой секундой она все набирает обороты, — я больше никуда не уеду, моя девочка. Не бойся.

Он выдерживает короткую паузу, наблюдая за моим смущением, что затмевает даже удивление столь быстрым решением.

— Что-то не так? — от того, что его пальцы прикасаются к моей коже, она, похоже, краснеет лишь сильнее.

— Все так, — заверяю, мотнув головой. — Ты можешь… можешь ещё раз сказать?

Эдвард посмеивается, взъерошив мои волосы. Вся его грусть и удрученность испаряется сама собой.

— Могу, моя девочка, — повторяет, вгоняя меня в ещё большую краску, но притом позволяя разлиться по телу такому теплу, какого не найти больше нигде, не испытать ни от одной другой фразы.

Девочка… его девочка…

Эти слова совсем не похожи на восклицания и шепот Маркуса, не являются отражением голоса Лорена. Они — его. Всегда были его. И потому ни капли меня не пугают.

— Спасибо…

Эдвард ничего не отвечает. Только, хмыкнув, поправляет одеяло, подтягивая его к моим плечам. Укрывает, как и Джерома, до самой шеи.

Стучащий за окном дождь забирает в свое владение все звуки. Мы лежим в молчаливой тишине, и лишних слов здесь не нужно. Мне тепло, уютно и спокойно. Я знаю, что то же чувствует и Джером, сладко спящий на своей половине тела папы. Он, наконец-то, получил, что хотел. И я получила.

— Знаешь, я поверил в это… — вдруг признается мужчина. Тихо-тихо. Его голос удивительно хорошо вплетается в ритмичные постукивания по подоконнику тяжелых капель.

— Во что поверил?

— В то, что больше вас не увижу, — он морщится, отчего морщинки, число которых заметно увеличилось, ровными и глубокими бороздками расходятся по его лбу, — и это хуже любого наказания.

— Я знаю, Эдвард… — нежно бормочу, лаская его скулы, привстаю на локте, с искренним сожалением глядя на дорогое лицо, — но такого не случится. Никогда не случится, я обещаю.

Мужчина ничего не отвечает. Устало выдыхает, прикрывая глаза.

Да, я слишком много обещаю. Знаю.

— Ты по-прежнему хочешь говорить… о любви?

— Если ты сомневаешься, что я…

— Я не сомневаюсь. Я спрашиваю, — он крайне серьезен.

Даже так?..

— Конечно, хочу, — этот ответ единственно верный и единственно честный. Ничего другого я не хочу и не буду отвечать. Чуточку хмурюсь, но, надеюсь, он не воспринимает это как напускное ощущение и неуверенность в своих словах.

Люблю, разумеется. И хочу, чтобы он знал. Каждый день, каждый вечер, каждое утро… я не против говорить, я буду только рада. Но Эдвард ведь сказал, что для «я люблю тебя» в наших отношениях места нет. Его мнение изменилось?

— А если «tesoro»? Вместо вашего… «люблю», — он выглядит смущенным и хмурится сильнее, ожидая моей реакции.

— Ты и так il mio tesoro, Эдвард. И Джером тоже.

— Это слово сильнее, чем amore, к тому же, оно значит куда больше… — мужчина пытается убедить меня в своих словах, но с каждой секундой более вяло, словно бы пристыженный моим молчанием.

— Я и не спорю, — пожимаю плечами, усмехнувшись.

В ответ получаю серьезный взгляд.

— Ладно… какая и вправду разница? Amo (люблю). Договорились.

— Tesoro, — не соглашаюсь, принимая его слово и хитро улыбнувшись, — ты прав, оно лучше.

Северное сияние… я знаю только одни глаза на свете, в которых оно такое же красивое.

— Хорошо, — благодарно произносит Эдвард, улыбается. А затем повторяет ту фразу, о которой мы договорились. Бархатный баритон становится совсем мягким и очень, очень любящим. Какой бы неприязнью ни пользовалась у него «любовь».

Невероятно приятно слышать эти слова, когда знаю, что он в них вкладывает. Особенно, когда знаю. Прекрасно.

— Как ты нашел нас? — внезапно этот вопрос выходит на первый план. Взгляд касается дождя за окном, вспоминается холодный асфальт, а часы в углу передвигают стрелки на два часа ночи.