Мое сердце начинает биться где-то в горле, а дыхание против воли ускоряется.
Хейл набирает снова. Побледневшие пальцы сильнее давят на серебристые клавиши с маленькими красными цифрами.
И снова ничего. Словно бы уже пережитого мало. Нужно ещё. Как можно больше потрясений и волнений за один день.
— Почему он не отвечает? — мой голос, несмотря на громкость, близкую к шепоту, все равно звучит неподобающе звучно в раскалённом тишью помещении.
Нахмурившись, глава охраны оборачивается ко мне.
— Поспи, Белла.
Эта фраза окончательно убивает всю сдержанность. Теперь мне вправду страшно.
— Джаспер, — голос предательски вздрагивает и, дабы скрыть это, поспешно прочищаю горло, — в чем дело? Почему он берет трубку?
— Видимо, нет возможности.
— Но сейчас шесть пятнадцать… — часы на стене, что по приезду продемонстрировал мне телохранитель, теперь выделяются лучше всего иного. Их стрелки, будто издеваясь, впаиваются в память подобно закаленной стали.
— Мы сможем найти брешь и немного позже, — неопределенно отзывается Хейл. Для пущей уверенности в собственных словах на меня больше не смотрит.
— Джаспер, — теперь смысла скрывать то, о чем думаю, нет, — а если он что-то?..
— Вариант недопустимый.
— Особняка ведь нет, — монотонности моего голоса можно позавидовать. Сжав пальцами до их белизны одеяло, зажмуриваюсь. Страшные картинки грозятся накинуться сразу, как только я позволю. Как только дам одну-единственную слабину.
— Белла, он кто угодно, только не самоубийца, — Джаспер поправляет рукой малость одёрнувшийся уголок шторы, — на этот счет даже не допускай мыслей.
— А они? Они не могли его?..
— Не думаю.
Я пытаюсь унять дыхание. Пытаюсь предупредить всхлипы, испарить зачатки слез на ресницах и, само собой, надвигающуюся панику. Спокойствие и только спокойствие. Без него нам и часа не продержаться.
Все в порядке. Он просто занят. Он просто не услышал. Он просто спит… да, почему бы ему не спать? Например, телефон в ванной, а он — в спальне. Добраться вовремя — никак.
Я строю теории, но сама понимаю, как они глупы. Строю, но не сдаюсь. Мне нужно чем-то себя ободрять. Теперь даже талант Хейла не имеет прежней силы. Все слишком далеко зашло.
— Наше дело, как бы то ни было — ждать, — произносит мужчина. Вздыхает, мотнув головой.
— Может, ему нужна помощь? Его ранили…
— Белла, — телохранитель покидает свое прежнее место у окна, присаживаясь возле моей подушки, в изголовье кровати. По-отечески тепло заглядывает в глаза. Пытается даже улыбнуться. — Ты просто не выспалась. Закрывай глаза и отдохни как следует.
Он правда думает, что я смогу спать… сейчас?
— Я не буду.
Обжалованию не подлежит, мистер Хейл.
— Это не самый лучший вариант в твоем случае.
— Мне все равно.
— Он должен был говорить с тобой об упрямстве, мисс Свон.
Напоминание мужчины ржавыми ножницами вспарывает и без того саднящие раны. Слезы на глазах-таки выступают.
Наблюдая их, Джаспер смягчается. Ласково потрепав мои волосы, выдавливает искреннюю улыбку, через мгновенье растворяющуюся в серьезности выражения его лица.
— Ради Джерома вытри слезы, — советует он, — мальчик скоро проснется, и твой страх для него — не самое лучшее начало дня.
Я могу только согласиться. А что ещё остается?
Потому краешком простыни, с некоторым промедлением, но я все же убираю ту соленую влагу, что попала во внимание главы охраны. Дважды моргаю, окончательно избавляясь от неё.
— Замечательно.
Хейл поднимается, становясь обратно к шторам. Мне кажется, в просветах толстой ткани он что-то напряженно ищет.
Я глажу светлые волосы маленького ангела, заново, как впервые, как в ночь отравления, как после взрыва бомбы, как через десять минут после первого приступа без лекарств, обращаясь к единственному существу, которое даже из самой безвыходной, самой беспросветной ситуации, говорят, показывает выход. Если учесть все мое атеистическое прошлое, я говорю с этим созданием слишком часто, но не могу прекратить это делать. В чью-то всесильность жизненно необходимо верить…
День с туго натянутой тетивой беспокойства, день, в котором утро слишком длинное, обед слишком короткий, а вечер наступает внезапно, проходит в высшей мере отвратительно.
К тому моменту, как Джерри после необычайно долгого сна открывает глазки — одиннадцать тридцать — Джасперу так и не удается добиться ответа от желанного номера.
Читать дальше