В спальне воцаряется тишина. Он ждет моей реакции. Я должна сказать… а что? Что на такое можно сказать? Ничего, кроме безумного ужаса, ничего, кроме до боли сильного желания собственноручно уничтожить эту женщину, я не чувствую.
За мучения Джерома. За боль Эдварда. За все то, что им пришлось пережить после…
… Кажется, я готова пойти на убийство.
— Я ненавижу её больше всех на свете, — произносит Каллен в такт моим мыслям. С точностью попадания до единого слова.
Вздыхает, стремясь досказать. Не прерываю его.
Я дослушаю. Чего бы это ни стоило.
— Когда дверь выломали, я уже был в доме. Джером… лежал на полу, — вся его спесь тут же спадает. Весь гнев, вся ярость, все безумие, дрожь — улетучивается за мгновенье. Ничего, кроме адской муки, кроме помешательства от боли, на лице не остается. Малахиты потухают, наполняясь, как недавно и другие, маленькие, прозрачной пеленой…
— Он безостановочно плакал, — Эдвард зажмуривается, притянув к себе сына так близко, как это только возможно, — тихонько звал на помощь… А когда увидел меня и протянул руки…
Мотает головой, издавая стон. Давится ненужным воздухом.
Не дожидаясь просьбы, придвигаюсь ближе. Беру его лицо в свои ладони, наглядно показывая, что я здесь. И что все закончилось, каким бы страшным ни было.
— Черт, Белла — бормочет мужчина, обвивая меня свободной рукой за талию, сжимает крепко, до синяков, но это не имеет никакого значения, — они были… спалены. Сожжены до мяса! Он весь был сожжен…
Я представляю себе эту картину и не могу удержаться от всхлипа. Не могу даже вообразить, что бы почувствовала, окажись там на самом деле. Увидь Джерома с…
Черт!
— Я не знал, как унести его оттуда. Каждое движение сопровождалось жуткой болью… — маленькая прозрачная капелька касается моих пальцев, выдавая мужчину. Выгибаюсь, приподнявшись на локте и, миновав Джерома, целую его в лоб.
— Ш-ш-ш, мой хороший.
Каллен ненадолго замолкает. Я глажу его, пока мужчина успокаивает дыхание, ни на миг не отрывая пальцев от кожи.
— Мне никогда не было так страшно, как когда я смотрел на него в операционной, — шепчет он, прервав тишину. Громко прочищает горло, маскируя всхлип. — Они сказали мне, что с такими ожогами десять процентов «за» — максимальный предел, да и смерть куда лучше реабилитационного периода…
Всем естеством чувствую, что он рассчитывает на понимание. И на что-то большее, чем «я здесь».
— Мне так жаль, Эдвард… я знаю, я вижу, как… мне так жаль, — проглатываю собственные слезы, качая головой из стороны в сторону, как болванчик. Смотрю прямо в малахитовые глаза. Не отпускаю их.
Мы вместе. Мы справимся. Он больше не один.
— Позже было не лучше… Он провел в клинике… восемь месяцев! ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ! — вскрикивает. Не сдерживается.
— Это ужасно, — поджимаю губы, дабы не разрыдаться, взглянув на моего ангела. Расслаблено спящего сейчас, тихонько посапывающего. Я многое представляла, но такое — нет. Такое в принципе нельзя представить. Сколько же он пережил?.. Сколько они пережили…
— Хуже… — Эдвард шумно сглатывает, — гораздо хуже, чем «ужасно».
— Но сейчас все в порядке, — убеждаю, ощутимее прикасаясь к нему, — он здесь, видишь? Ему не больно.
— Сейчас… — Каллен осекается, резко выдохнув. Замолкает, опасливо глядя на меня, но затем, будто что-то решив, с видом человека, бросившего к ногам завоевателя все свои богатства, шепчет, сознаваясь:
— Она никуда не делась. И сейчас.
— Она не умерла?.. — когда-то я заводила разговор на эту тему. И когда-то слышала в ответ истеричный смех. А на самом деле?..
— Умерла, — он кивает, морщась, — но только условно. Нет только тела…
— Эдвард, — стремлюсь начать, но он не позволяет. Договаривает, видимо, предыдущую фразу:
— Белла, я не схожу с ума. То, что говорит Флинн и то, что они думают…. Я её вижу. И Джером видит. Каждый раз в кошмаре она делает все то же что и… тогда. Она никуда не делась! И даже здесь…
Заканчивая свою исповедь, стискивает зубы. Смотрит на меня с уверенностью в собственной правоте и в то же время с надеждой. На то, что поверю?
— Это не бред… — шипит, зажмурившись, — нет…
— Нет, — эхом отзываюсь, растерянно кивнув, — конечно нет. Я верю тебе.
— Не веришь…
— Эдвард, — делаю глубокий вдох, выдавливая полуулыбку — все, на что способна, — я верю, правда. А знаешь почему?
— Из жалости? — он безрадостно усмехается, скалясь.
— Нет.
Волнение захлестывает подобно океанской волне. Медлю не больше секунды, решаясь заново, уже после всего, что я слышала и видела, окончательно убедившись в правильности этих слов. В их нужности. Для нас обоих.
Читать дальше