— Нет, — Эдвард отвечает за него, неодобрительно взглянув на меня, — мы не будем спать. Мы будем сидеть здесь столько, сколько захотим. И все.
Прикусываю губу, виновато опуская взгляд. Киваю.
Раз он уверен, значит, знает, что делает. Возможно, Джерри заснет сам, окончательно успокоившись?
… Так и происходит. Постепенно глазки малыша начинают слипаться и он, совершенно не желающий с ними бороться, поддается Морфею. Затихает.
Выждав не больше трех секунд после появления посапывания сына, Эдвард, осторожно перехватив его покрепче, поднимается.
— Если проснется…
— Не проснется, — отметает Каллен мои слова, качнув головой.
— Нет?..
— Я знал, что снотворное пригодится.
Мужчина укладывает ребенка на простыни, наскоро поправив их рукой. Устраивает белокурую головку на взбитой подушке, тут же опускаясь рядом. Обнимает малыша, как прежде зарываясь лицом в волосы.
Я занимаю свободное место точно напротив них. Заглядываю в уставшие, нахмуренные малахитовые глаза, пытаясь успокоить их обладателя.
— Все хорошо.
— Да уж.
Его словно подменили. Эдвард выглядит так, будто утешение мальчика забрало у него все силы.
— Хочешь поспать? — интересуюсь, ласково проведя по его руке, устроенной возле ребенка, пальцами.
— Я — нет, — отказывается, ни на миг не задумавшись. Вздыхает. — А ты?
— Нет, — самый правдивый ответ.
Мы лежим в тишине. О былом напоминает лишь стакан возле балконных дверей и луна, сияющая точно так же, как и полчаса назад, когда я застала Эдварда в океане, спустившись вниз к пудреному песку. Это точно было сегодня?..
— Я никогда не прощу ей, — взявшийся бог знает откуда, наполненный ненавистью и ядом хрипловатый баритон заставляет парочку мурашек пробежаться по моей коже. Скрежет зубов прекрасно дополняет впечатление.
— Что не простишь?
— Что сожгла его, — пальцы, лежащие возле груди Джерри, сжимаются до белизны костяшек. Туго натянутая кожа вот-вот порвется. Меня буквально опаливает яростью, вырвавшейся из Эдварда наружу.
И одновременно с тем дыхание перехватывает.
«Сожгла» — не имеет другого смысла. Он здесь только один…
— Сожгла?.. — подрагивающими губами переспрашиваю, испугано взглянув на ребенка. Пусть опровергнет, пожалуйста! Пусть скажет, что угодно, только не то, что я правильно поняла!
— В тот вечер я был у Розали, — будто бы не слыша меня, стиснув зубы и не скрывая злобы, сочащейся из произнесенных слов, продолжает Эдвард, — мне нужна была разрядка после недели воздержания прежде, чем я вернусь к нему…
Не перебиваю, внимательно слушая. Пальцы подрагивают от предвкушения того, что услышу. От осознания полной истории событий. Секс — только начало. На него — плевать.
— Эта тварь сказала, что доложила б… Ирине о наших встречах. Дождалась удобного момента к двум ночи, чтобы рассказать — он со свистом втягивает воздух, чуть громче произнося последнее слово, и я впервые радуюсь, что он дал Джерри снотворное. Теперь, по крайней мере, нет возможности потревожить его сон.
— … Ей спас жизнь только тот утюг, которым она сломала мне руку, — на губах Каллена сияет самый настоящий оскал, а на лбу пролегают глубокие морщины, — пятисекундное промедление, и я бы её задушил там же…
У меня пересыхает во рту от его тона. Мурашек становится в разы больше.
— Она что, из-за мести?.. — голос садится, а пальцы начинают подрагивать даже под простыней.
— Из-за ревности! — не сдерживаясь, рявкает Эдвард.
Боязно оглядываюсь на Джерри, но, вспомнив про лекарство, успокаиваюсь. В порядке.
— Но какова цена за прелюбодеяние? — боже, да у него почти безумный вид. Распаляясь все больше с каждым словом, краснея, мужчина продолжает говорить, и мне кажется, перестает замечать все то, что нас окружает. Перемещается туда… к ней. — Как может мать тронуть ребенка? Своего ребенка?!
— Эдвард… — с сожалением шепчу, боязливо погладив его крепко сжатый кулак.
— Она надела то красное платье, в котором вышла замуж. Надела большую часть своих украшений. Уложила волосы… — его начинает трясти, и дрожь, словно по невидимому проводу, передается и мне. Пульсирующие вены — на шее, у висков, — усиливают впечатление.
Прикусываю губу почти до крови, цепенея от ужаса. От того, что уже слышала и что будет дальше.
— Ирина отвела его в нашу спальню. Заперлась там и подожгла комнату, — теперь Эдвард говорит монотонным голосом из фильма ужасов. Устрашающим и спокойным одновременно. Прикрывает глаза, часто и хрипло вдыхая. Под кожей так и ходят желваки, а губы, сжавшиеся в невидимую тонкую полоску, подрагивают. — В предсмертной записке было сказано, что я получил то, что заслуживаю.
Читать дальше