— Неужели ты готова променять все это на меня? — вопрос задается безразличной интонацией, насмешливой, но все не так просто. От моего ответа многое зависит.
— На вас, — с любовью смотрю на сладко спящего Джерома, а затем возвращаюсь к мужчине.
Кончики пальцев покалывают, требуя коснуться его.
Не противлюсь им.
Бронзовые волосы как никогда мягкие, когда я притрагиваюсь к ним. Аккуратно глажу то место, где они соединяются с кожей. Как ночью…
— Я действительно рада, что ты вернулся, — тихонько сообщаю, любуясь малахитовым северным сиянием, — мы поможем тебе как можно скорее поправиться.
— Уже, — сливаясь с тишью комнаты, произносит бархатный баритон. Усмехается.
* * *
Белая. Совсем белая комната. Стены ровные, до ужаса высокие. Потолка не видно, а пол теряется среди бесконечной темноты.
Нахожусь в одном из углов, тесно закутавшись в теплое одеяло. Не знаю, откуда оно здесь, но это все, что у меня есть. Все, что в принципе есть в комнате.
Временами какие-то непонятные, страшные звуки будоражат сознание, но сил подняться, попытаться найти выход, почему-то нет. Темный угол кажется безопаснее простора неизвестной комнаты. В особо жуткие моменты просто утыкаюсь лицом в махровую поверхность, тем самым хоть как-то, но прячась.
… Ветер, словно совсем рядом разыгралась буря, умирающе завывает. Вместе с ним слышу шаги, выделяющиеся из звуков импровизированного бурана вполне ярко.
Нерешительно поднимаю голову, ища незнакомца взглядом.
Больно ударяюсь о стенку, дернувшись назад, когда на обозрение предстает фигура моего супруга. Как в первую из ночей — пуховая серая куртка, темные джинсы, волосы с миллиардом снежинок, запутавшихся в них. И глаза. Серые-серые, холоднее и острее любой льдинки.
Мужчина нежно мне улыбается, останавливаясь на расстоянии пары шагов.
Дрожу, шумно втягиваю носом воздух.
— Здравствуй, моя красавица.
Сжимаюсь в комочек, но опустить взгляд не смею. Джеймс держит меня сотней стальных тросов одними лишь глазами. Надменно-насмехающимися.
Единственное, что заставляет оторваться от них — на секунду, но все же, — очередные посторонние шаги. За мгновенье, потраченное на внимание к пришедшему, узнаю тщательно расчесанные смоляные пряди и белую, словно первый снег, кожу, туго натянутую на острое лицо мужчины.
Маркус.
— Boginiya de rose, — ласково приветствует Вольтури. Едва заметная улыбка трогает бесцветные губы. Меня в очередной раз пришпиливает к немой стенке, когда я вижу знакомые глаза. Черные-черные, где радужка слилась с расширившимся зрачком. Точно в тот день, когда он…
— Что ты с ней сделал? — неодобрительный вопрос Черного Ворона повисает среди бурана.
— Абсолютно ничего, сеньор, — Джеймс невинно улыбается, — вы сами можете убедиться.
— Я хочу убедиться, — низкий, до невероятности грубый голос больно режет слух. Впиваюсь ногтями в ладони, чувствуя, что совсем скоро вспорю кожу на них.
Рауль появляется в поле зрения вместе с Хью. Непримиримые враги, они сейчас идут под руку, на максимально близком друг от друга расстоянии. Оба ничуть не изменились с нашей последней чертовой ночи. Ночи, послужившей причиной моего побега из борделя… Откуда они узнали, где я? Неужели Джеймс?..
— Всему свое время, — примиряющее поднимает руки мой благоверный, — у нас есть вся ночь, и вся Изабелла, правда, Красавица?
Секундой позже он притягивает меня к себе…
— Не надо, — хриплю, вырываясь из цепких рук Кашалота, — не надо ночи, пожалуйста! Пожалуйста!..
На крик не осталось сил. На брыкания — тем более. Впиваюсь ногтями в подушку, нещадно дергая ни в чем неповинную наволочку.
Все, что я могу, все, что я хочу — остаться на своем месте. Не разрешить Раулю снова оказаться рядом, не дать Хью нависнуть надо мной, сбежать от Маркуса, чье холодное дыхание больно жжется на разгоряченной коже, оттолкнуть Джеймса — не позволить ему отдать меня этим людям. Смотреть на то, что они собираются сделать.
— Тише, — увещевает Джеймс, его руки обвивают мои плечи, — тише, Изабелла.
— Отпусти меня, п-по-пожалуйста… — стону, умоляя кого-нибудь свыше, чтобы сегодня моих слез оказалось достаточно для отмены приговора. Пожалуйста. Я на все готова.
Вздрагиваю всем телом от неимоверного облегчения, осознавая, что меня услышали! Голос Кашалота затихает, а ладони, сдерживающие меня, исчезают, будто их и не было.
Подтягиваю колени к груди, сжимаясь в крохотный комочек. Если отпустил, не тронет. Обещал… Слезы предательски продолжают течь, отказываясь отпускать измученное сознание. Утопаю в них, даже не пытаясь стереть, прекратить эту истерику. Мне слишком страшно…
Читать дальше