Все слезы на его лице уже давно высохли, всхлипы — пропали.
Часто дыша, он касается маленькими пальчиками щеки Каллена, гладя её.
Эдвард шумно сглатывает, подаваясь немного вперед. Ближе к малышу.
Завороженно наблюдаю за тем, как губы мальчика изгибаются, произнося знакомое слово. Теперь и Эдвард узнает, как ещё можно общаться с ним!..
Восторженная и глупо улыбающаяся от сцены, только что развернувшейся перед глазами, с трудом вырываюсь из эйфории, глядя на то, как бледнеет лицо моего похитителя. От него не просто отливает вся кровь — создается впечатление, что её никогда там и не было.
Не могу понять причины, пока не осознаю невероятную вещь.
На этот раз слово «папа», было произнесено… вслух.
Я слышала, могу поклясться!
Нахожу глазами мальчика, делающего частые вдохи, широкая победная улыбка на губах которого начинает таять от реакции отца.
Стремлюсь исправить положение, пока не стало слишком поздно.
— Что ты сказал, мой хороший? — переключаю все внимание на себя, заглядывая в малахиты Джерома. Ищу подтверждение догадкам. Самым смелым.
— Папа… — повисает в коридорной тишине.
* * *
Первое слово, которое мы слышим от ребенка — мама. Нежное и прекрасное, самое что ни на есть волшебное, оно вызывает неимоверное счастье и всепоглощающий дикий восторг. После него идут другие, менее важные слова, и со временем родители принимают как должное, что их дети способны разговаривать. С каждым годом лучше и лучше, чище, правильнее, красивее…
Сложно представить, что однажды они могут замолчать. Взять и замолчать. Лишить нас возможности себя слышать. И ничего, ровным счетом ничего нельзя сделать. Только продолжать надеяться и верить, что когда-нибудь человеческий дар речи к малышу вернется.
Я не знаю, каким было первое слово Джерома. Не знаю, когда он заговорил. Не знаю, как выглядел, впервые в жизни открыв рот и сказав что-то, что услышали другие.
Зато мне известно другое. Второе, но от того не менее значимое его слово, произнесенное после долгого мучительного молчания. Вынужденного.
«Папа».
Не могу представить ничего другого, что могло бы занять это место. Да и нужно ли?..
Та любовь, которой отец окружил сына, та защита, которую организовал вопреки всему, та маниакальная забота, местами граничащая с помешательством… Все для Джерри.
Конечно же, папа. А как иначе?
Сидя здесь, на покрывалах кровати и осторожно, едва касаясь, поглаживая расслабленную спинку малыша, вспоминаю малейшие подробности его вида в тот момент.
Как изгибались розовые губки, как сверкали глаза, как краснела от переполняющих эмоций кожа и каждая мышца на лице лучилась радостью победы.
Он и вправду победил.
Словно услышав мои мысли, спящий ангелочек довольно улыбается, придвигаясь ближе к Эдварду и устраивая вторую свою ладонь у него на шее — никуда больше не отпустит. Испуг давно прошел.
Зеркально повторяя выражение лица сына, мой похититель немного наклоняет голову, прикасаясь к белокурым волосам. Дыхание мальчика сразу же становится размеренным и спокойным. На его личике, как и с самого утра, царит безмятежность.
Мне тоже не страшно рядом с Калленом. Ни капли.
— Как ты себя чувствуешь? — тихонько спрашиваю я, взглянув на мужчину.
— Лучше всех, — так же тихо отвечает он.
— Тебе не сложно разговаривать? — хочу поговорить, задать вопросы, получить ответы, просто послушать бархатный голос… но если это сулит новые проблемы, найдется время и позже.
— Нет, не сложно, — прекрасный ответ.
— Хорошо, — возвращаюсь к малышу, разглядывая светлую детскую кожу. Она настолько ровная, что производит впечатление нарисованной. А какая красивая! И похожая на калленовскую, что отлично видно там, докуда ещё не добрались морщины.
— Он твоя копия, — вслух замечаю я. Эдвард открывает глаза, с нежностью, смешанной с серьезностью, глядя на ребенка.
— Он — моя душа, — предельно откровенно исправляет он.
Не таясь и не понижая голоса. С самым, что ни на есть, доверием. Неприкрытым.
— Значит, у тебя самая замечательная душа, — с улыбкой отвечаю, поправив край одеяла, сползший с плечика мальчика.
Мой похититель едва слышно усмехается.
В спальне снова повисает молчание. Ласковым прибоем оно накатывает на окружающую атмосферу, расслабляя настолько, насколько это в принципе возможно. Совсем не давящая, безопасная тишь. Приятная…
— Джером говорил при тебе раньше? — голос мужчины возвращается.
Читать дальше