АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Про какие лекарства?!

Он сдерживается из последних сил. Ради Джерома.

— Вшп… — замолкаю, но затем решаю договорить до конца. Будь что будет. — В шприцах.

— И что там? — Каллен делает вид, что спокоен. Абсолютно. Хотя его чересчур вытянутая поза, сжатая в кулак правая рука и застывшая маска на лице опровергают это.

— Лекарство.

Смотрю на него исподлобья.

— Лекарство? От чего?

Напряжение проходит по всему моему телу, витает в воздухе. Как в квартире, наполненной газом. Хватит одной искры для взрыва.

— Я не знаю.

— Не знаешь?

— Нет.

Надеюсь, в моей искренности он не усомнится? Перебарывая себя, я заставляю глаза впиться в малахиты. Пусть видит. Пусть смотрит.

Выдержать прямой взгляд куда сложнее, но я честно стараюсь.

— Наркота там, — качая головой и скорбно улыбаясь моей несмышлености, докладывает мужчина. — Простая долбанная наркота.

Последнее слово сказано с чувством. Даже с нескрываемым отвращением.

— Зачем?.. — я не могу понять. Стараюсь, пытаюсь, но не могу. З-а-ч-е-м?

— Чтобы спалось лучше, — не задумываясь, отзывается Каллен. Пламя в его взгляде предупреждает, что лучше заткнуться. Иначе будет хуже.

— Ясно, — правильно расценив предупреждение, иду на попятную.

Эдвард ждет. Пару секунд, не больше.

Я не успеваю понять, чего, как он, выдыхая, поднимается с кровати.

— Иди, оденься, — неодобрительно глядя на отсутствие на мне нижней части костюма, говорит он.

Напоследок коснувшись руки Джерома, послушно встаю.

— У тебя пять минут.

Спешу. Иду быстрым шагом по комнате, к двери.

Застываю у порога, пораженная внезапной мыслью.

— Ты ведь найдешь их? — немного повернув голову в сторону мужчины, спрашиваю я.

Без лишних объяснений ясно, что речь идет о похитителях Джерома. Людях, которым я собственноручно перегрызу горло за мальчика, если встречу.

— Ты сомневаешься? — Каллен делает вид, что удивлен. Его бровь изгибается в вопросе.

— Нет.

Покидаю детскую и выхожу в коридор. До моей спальни совсем немного.

Оказываясь внутри, я раскрываю встроенный шкаф, сдергивая с вешалки первые попавшиеся брюки. Пижамные штаны?

Ладно, к черту.

Поспешно натянув на себя новый предмет одежды, тем же путем и с той же скоростью возвращаюсь в детскую.

Эдвард, подпирая собой стену, ждет у двери.

— Пять с половиной, — констатирует он.

— Прости, — это все, что я могу ответить на такое.

Боже… извинения запрещены, да?

Прикусываю губу, не зная, что делать дальше.

Каллену будто нравится изводить меня. Он ждет, не собираясь ничего говорить. Это тот человек, что стоял передо мной на коленях? Нет, такого не может быть.

Не выдерживаю после минуты бесполезного стояния на пороге.

Самостоятельно направляюсь к кровати мальчика.

Рука, появившаяся сзади, хватает меня, притягивая обратно.

— Кто разрешил?

— Можно, мистер Каллен? — оглядываюсь, находясь в жутком нетерпении. Я хочу обратно к малышу. Я буду охранять его сон, сколько потребуется. От кого потребуется.

— Можно, — милостиво кивает мужчина, отпуская мою руку.

Дожидаясь, пока я доберусь до кровати, добавляет. Без всякого смеха.

— Ни на шаг не отходи от ребенка.

Что же, теперь такой приказ мне на руку. Полностью устраивает.

— Конечно, — заверяю, нежно оглядывая белокурое создание. Ощущая его ни с чем несравнимый детский запах.

Отдаленно слышу, как хлопает дверь.

Эдвард ушел.

Теперь мы вместе.

Только я и Джером.

Я плыву по реке. Быстротечной, прозрачной и довольно глубокой. Лодка, в которой я нахожусь, опасно накренилась, вот-вот перевернется, и я окажусь в ледяной воде.

Холод пугает, заставляет крепко держаться за бортики, маневрируя своим положением тела. Растянувшись практически на шпагат, из последних сил удерживаю равновесие. Одно неосторожное движение и…

Внезапно что-то сильное, грубое, хватает меня за руку. Не успеваю даже вскрикнуть, как падаю в бурный поток. Лодка с плеском заваливается на бок…

Открываю глаза от недостатка кислорода. Жуткого желания вдохнуть воздуха, несмотря на не имеющуюся для этого возможность. Словно рыба, выброшенная на пляж, открываю и закрываю рот, ища спасения.

— Ты… — рычание рядом, тяжелое дыхание кого-то, отрезвляет. Шумно сглатываю.

В темноте, воцарившейся в комнате, ничего не видно.

Но, судя по цвету балдахина, расположившегося аккурат над моей головой, я все ещё в детской.

— Чтоб тебя… — чужой голос снова прорезается. Тьма оживает благодаря ему.