— Поверь мне, без тебя хватает тех, кто жаждет этого. Ждет любого подходящего случая, — глаза мужчины переметываются на кровать Джерома, напоминая о случившемся и придавая ему особый смысл. — Не нужно… Не надо…
Он поджимает губы, замолкает, низко опускает голову.
На этот раз молчание душит меня. Душит наравне с тем, что тяжелеет в груди с каждым рваным вдохом мужчины.
— Пожалуйста, — бормочет он, когда не в силах больше сдерживаться, касаюсь кончиками пальцев его волос, — пожалуйста, Белла…
Медленно веду вниз, к спине, прикусывая губу от боязни и сострадания, одновременно бушующих где-то внутри.
Дыхание Эдварда учащается.
— Сколько раз ты хочешь, чтобы я сказал это? — спрашивает он, не поднимая головы.
Молчу, чуть увереннее гладя его волосы.
— Скажи! — не унимается Каллен, — Десять? Двадцать? Сто? Белла, сколько?!
Вместо ответа обхватываю его голову обоими руками, притягиваю к себе.
Горячее дыхание мужчины заставляет миллионы мурашек бежать по моему телу. Но отстраняться он не намерен.
— Все хорошо, — бормочу я, лаская его. Затрагиваю не только волосы, но и шею, и плечи — все, до чего могу дотянуться.
Мой похититель ничего не отвечает. Он молчит, хотя слегка подрагивающая спина говорит о многом. Правда, ни капли соленой влаги (даже намека на неё) не чувствую. Люди могут плакать без слез?..
Секунды обращаются в минуты. Проходит не более пяти, когда рука мужчины, поднимаясь, обхватывает меня за талию, притягивая к своему обладателю. Запах, источаемый Калленом, становится сильнее. Приобретает особую значимость.
Ни на миг не останавливаюсь. Не перестаю прикасаться к нему. Как наркоман, получивший дозу после долго воздержания, я не имею ни малейшего намека на силы прекратить.
— Если с ним что-то случится…
— Ничего не случится, — качаю головой, пробираясь одной из рук к лицу мужчины. Робко провожу пальцами по его скулам. Они сухие. Значит, слез действительно нет.
Будь мы в другом месте и в другое время, Эдвард бы остановил меня, я знаю. Сказал бы «не смей меня касаться» или «пошла вон»… Но сейчас… Сейчас нет. И это добавляет ещё больше эмоций к тем, что уже сгрудились у меня внутри.
— … я не переживу, — продолжая прошлое высказывание, шепчет он.
— Джером в полном порядке и совсем скоро будет здоров, — я наклоняюсь чуть ниже, продолжая притрагиваться к его скулам и проговаривая эти слова.
Эдвард не отвечает. Его рука сильнее сжимает меня.
— Знаешь что, — рассматривая калейдоскоп снежинок за окном, а затем укрытое одеялом тельце ребенка, говорю я, — никто и никогда не посмеет его у тебя отобрать.
Мужчина вздергивает голову.
Я смотрю прямо в его красноватые, полные невысказанных слов глаза и повторяю сказанное с одной из самых нежных улыбок, на которую способна.
— Никто…
Малахиты говорят «спасибо» сами за себя. Мне не нужно слышать подтверждение этого банальными словами.
Прерывисто вздыхая, Каллен сначала робко, а затем все же решительно возвращает голову ко мне на колени.
Вот уже обе его руки обвиваются вокруг моей талии.
— Ещё пару минут, Белла… — полушепотом-полустоном просит он.
— Сколько угодно, — я возвращаю ладони на прежнюю позицию, перебирая бронзовые кудри, — сколько угодно, Эдвард…
Теперь мне кажется, что что-то мокрое все же коснулось кожи.
Чуть-чуть…
Когда я была маленькой девочкой, наверное, около семи лет, любила подолгу лежать на лужайке перед домом и смотреть на облака. В них всегда находилось что-то необыкновенное, почти волшебное. Такое манящее, такое красивое, что дух захватывало.
Высматривать в белых ватных подушках, кочующих по небосводу, разные вещи, меня научил папа. Ему самому до ужаса нравилось это занятие…
После его ухода для меня это стало единственным способом повернуть время вспять. Всегда казалось, что он здесь, на лугу вместе со мной. Лежит и смотрит на облака, показывает пальцем на самые большие, рассказывает, что в них видит.
Эти воспоминания были моим утешением. Единственным, что могло хоть немного меня успокоить.
Теперь чем-то подобным являюсь я сама.
Для Эдварда.
Мужчина, крепко обняв меня, стоял на коленях. Я перебирала руками бронзовые волосы, чувствуя теплый свет внутри себя. Будто раз — и зажглась, и горит какая-то лампочка.
Для меня было ново видеть Каллена в таком состоянии. Последнее время для меня все ново. Но, как ни странно, недоумения я не чувствую. Все равно что художник, много лет не бравшийся за кисть. Он знает, что умеет рисовать, хотя чувствует себя несколько скованно из-за непривычки снова видеть перед собой холст.
Читать дальше