Час спустя, сидя друг напротив друга — Эдвард на нашей постели, а я на излюбленном месте на подоконнике, с накинутым на плечи пледом — мы готовы начать говорить.
Но точнее сказать — мы должны быть готовы. Потому что нам приходится.
Как бы не велик был на двоих завтрак из двойного омлета и целого свежего багета с маслом и клубничным конфитюром, как бы усиленно Эдвард не подливал в мою кружку черного чая, рано или поздно, еда и питье заканчиваются. И, отправив Марену с нашей посудой вниз, мы остаемся вдвоем.
Нам жизненно важно поговорить.
Эдвард, сложив руки на груди, с ожиданием на меня смотрит. В джинсах и рубашке, сменившей пуловер, он похож на себя прежнего. И волосы, и глаза, и брови, и губы… я тоже по нему ужасно соскучилась.
— Не знаю, с чего начать, — прогоняя неправильные мысли, сконфуженно признаюсь мужчине я.
— Начни хоть с чего-нибудь, — Эдвард склоняет голову, изучая меня под другим углом, — твое молчание пугает больше всего.
Я как впервые гляжу на свою спальню. Вот кровать с большими подушками и длинным одеялом, вот шкаф для одежды, вот столик, на котором мы завтракали, вот прикроватная тумбочка. Ее я не проверяла, а зря. А вот одежда Эдварда. Она разбросана по комнате. Комната пахнет им… и этот запах, одновременно с тем, что вдохновляет меня, напоминая о присутствии родного человека здесь, рядом, а не в фантазиях, ровно настолько же теперь и тревожит. Откуда взять правильные слова?
Я делаю глубокий, заполняющий легкие вдох.
Мне нужно начать.
— Почему ты сменил обезболивающее, Эдвард?
Каллен сдвигает брови. Историей возникновения этого вопроса он явно заинтересован. А у меня внутри все так и переворачивается. Сейчас вижу в улучшенном качестве только его морщины, синяк и седину волос. Дрожь пробирает до самых глубоких внутренностей.
— Ответ прост, Белла: старое перестало помогать, — сдержанно отвечает мне он.
Так… хорошо. Хотя бы начали.
— А почему старое перестало помогать?
Взгляд темных олив становится пронизывающим. Я ощущаю его острие у своего горла.
— Низкая действенность входящих компонентов — раз, развивается привыкание к любому лекарству при долгом его употреблении — два.
— Ты пьешь свои таблетки меньше восьми месяцев, — уж поверь мне, любовь моя, вчерашней ночью я считала…
Моя точность его задевает.
— Это уже много. Белла, кластер — не простуда. Он не лечится, помнишь? Он купируется.
— Купировать можно по-разному…
— Несомненно. Но если надо действенно — то только так, — он фыркает, — если хочешь меня замучить, так и скажи.
— Ты знаешь, что это не так, — принявшая его укол, сдавленно бормочу я.
— Уже не знаю, — Эдвард крепче сжимает руки на груди. Закрывается окончательно, — скажи мне, зачем мы говорим об этом? Я вернулся к тебе, я жив — тебе мало? Неужели не плевать, что я пью, дабы не болела голова? Разонравились спокойные ночи?
Это атака. Справедливая, выверенная и быстрая — все в духе Эдварда. Как же давно, кажется, все это было. Мне теперь вообще вся наша жизнь до этого острова кажется не более, чем просмотренным старым диафильмом. Даже скрежет пленки слышу. И характерное потрескивание.
На мгновенье прикрываю глаза. Нужен еще один глубокий вдох.
— Ты сказал, новые таблетки более действенны. Отчего же?
— Я не фармацевт, Изабелла. Если хочешь, чтобы я перечислил состав, прости, это невозможно.
Я всматриваюсь в его глаза.
— Эдвард, скажи мне правду.
Его дыхание ускоряется. Зрачки, мне чудится, расширяются. А лицо белеет — как у Аро вчера.
— Правду о чем?!
— О своем новом препарате. Что это?
— Таблетка. Подъязычная таблетка. Два раза в день.
— Уже два раза… даже если приступа нет?
Он сжимает зубы, опустив глаза в пол. Со своего места мне прекрасно видно, как судорога сводит его плечи.
— Приступ есть всегда, — шипит Эдвард. Но быстро берет себя в руки, поднимая голову. Наскоро, приводя волосы в самый конечный беспорядок, скользит по голове пятерней, — что ты хочешь, Белла? Почему ты не рада, что я просто приехал?.. Мы же могли не увидеться.
Переводит тему — и снова характерная калленовская черта.
Я знаю, что он мне не скажет. Но я знаю так же, что должен, может сказать. Если продолжить, если быть терпеливой, если идти медленно и верно.
Но Эдвард распаляется. Его лицо, прогоняя бледность, краснеет. И мне все больше кажется, что такая тактика успеха иметь не будет. Он просто ее не выдержит… и уж точно не выдержу я.
Читать дальше