АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

— Морфий… настоящий морфий?

— Изабелла, я рассказываю вам это не для того, чтобы напугать. И, конечно же, не для того, чтобы всего лишь очистить свою совесть. Я хочу помочь ему и помочь вам. Я знаю, что только у вас, как у человека, изменившего мир Эдварда полностью, есть возможность достучаться до него. Я готов оказать любое содействие, что бы оно в себе ни несло. А скрывать от вас правду — худшее попущение его действиям с моей стороны. Даже вопреки нашей с Эдвардом дружбе.

Я его слушаю, а сама думаю о том, что слышу. И вспоминаю увиденное за последние сутки.

После того странного поведения Каллена, за которое он после усиленно просил у меня прощение и которое так разнилось с ним прежним, я, проснувшись утром, обнаружила на прикроватной тумбочке вскрытую упаковку с одиночной таблеткой. Но прежде, чем разглядела, что это за лекарство, Эдвард успел ее забрать.

Сменили препарат, он сказал. Он сменил.

Побочный эффект, он сказал. Он ощутил. И я ощутила.

И несложно установить даже тому, кто совершенно не знаком с миром опиатов и в принципе любой фармацевтикой, что если поведение человека меняется, а у него был шанс что-то принять… речь идет о наркотиках. И ломке.

Боже, неужели у Эдварда вчерашним утром был «звоночек» ломки?

Не успев себя остановить, я в ужасе накрываю рот ладонью.

…И зрачки расширены. И он держался за волосы. Он тянул волосы. Ему будто бы было больно, как я заметила…

Только не это.

— Мы не должны поддаваться панике, — привлекая к себе внимание, Аро пожимает мою руку, — пока в наших силах это прекратить и помочь ему. Мы должны сделать все возможное. И теперь, когда вы все знаете, это проще. Вы не одни, Изабелла. Пожалуйста, поверьте мне.

— Это ведь точно, да? То, что вы говорите?

Аро больно тушить надежду в моих глазах и тоне. Но выбора он себе не оставляет.

— Да, к моему огромному сожалению. И именно об этом Эдвард призывал меня молчать во время сегодняшнего ужина.

Ну конечно. Эта странная боязнь Эдвардом Аро. Попытка увести меня поскорее. Заговорить. Не дать услышать.

Он прячется. Снова. И в таком ужасном случае…

— Но что же мы можем? — отчаянно бормочу я. На глаза просятся слезы. Это слишком, слишком много. Накрывает небезызвестной морской волной.

— Говорить, — у Вольтури уже готов ответ, он спокойнее меня, он верит в благополучный исход, — слова — великая вещь, моя дорогая. И ими можно достучаться до человека. Мы будем говорить. Мы найдем альтернативу этому препарату. И мы сможем убедить его, что есть варианты получше, чем морфий.

Я гляжу на Аро с вопиющим детским отчаяньем. Мне никогда прежде не было так страшно. Это словно бы разрядом под кожу. Глубоко, до самого основания, до самых костей. Привычный мир перевернуть, изувечить, надругаться над ним… а потом выбирать осколки на руинах. От предстоящего действа перехватывает дыхание.

Я хочу закрыть глаза, а проснуться там, в своем маленьком домике в Сиднее, под боком Эдварда, пока еще моего жениха. Чтобы мы вместе посмеялись над моим реалистичным кошмаром, поцеловали друг друга, а потом сварили кофе и, растворившись в его аромате, уверяли и себя, и любимого, что все это — глупости. С нами никогда такого не будет. Ничего столь страшного. Ничего столь ужасного. Оно все там, далеко, за пределами понимания. А у нас будет счастливая и умиротворенная семейная жизнь. Достойная.

Только я не там. И Эдвард не там. И уже не уверена, что мы хоть когда-нибудь оба там снова окажемся.

Реальность жестче, чем представляется в наших мечтах, а удары ее, как правило наотмашь, больнее. Раньше мне казалось, что мы справимся со всем вдвоем. При условии близости и доверия. Но теперь… теперь, я боюсь, этого мало. Я боюсь своей слабости, своей неспособности дарить силу тому, кто в ней нуждается. Быть Эдварду равной и нужной. Быть ему опорой.

С потерей Птенчика я потеряла часть себя.

С этой двухнедельной вынужденной разлукой, как бы гостеприимен ни был Аро, добр Даниэль и безопасен замок — вторую часть.

А их всего, похоже, было четыре. У кого-то из моих любимых философов была такая теория. О четырех частях души.

Моя уверенность тает на глазах. Может, поэтому Эдвард и перешел на опиаты?.. Он больше не ощущает моей поддержки, как прежде… неужели я виновата?

Подобные мысли сил не придают, ровно как и спокойствия. А оно как раз требуется.

Обеспокоенный взгляд Аро, он сам, сидящий напротив меня… это Зазеркалье, не иначе. Но в Зазеркалье этом теперь вся наша жизнь.