Йозеф Пушкаш - Четвертое измерение

— Разумеется! — перебил ее Ротаридес. — Всю беготню я беру на себя. Давайте откровенно, пани: мы готовы договориться с вами и о некоторой сумме…

— Нет! — Она отрицательно махнула рукой. — Я не Ничова, мне таких денег не надо. Вы только должны зайти к ней в национальный комитет и сказать: пани Траутенбергерова нашла обмен, будет со мной меняться! Пускай оставят меня в покое…

— Конечно, — кивал Ротаридес. — А когда можно посмотреть вашу квартиру? Жена обязательно захочет посмотреть…

— Приходите когда вздумается. Хоть нынче вечером или завтра, в воскресенье. Не бойтесь, я всегда дома, в крайнем случае выйду посидеть внизу на лавочке, если погода будет хорошая, найдете меня там.

— Мы придем завтра, — быстро сказал Ротаридес.

— У меня три комнаты, — подтвердила еще раз старуха. — Не очень большие, одна проходная, не изолированная, от нее две двери в две другие, но вдоль всей квартиры балкон и не слишком высоко, всего на втором этаже. Если вам не понравится…

— Почему же не понравится? — не удержался Ротаридес. — Вы же сами видите. Такая теснота, ребенок вон в углу…

Старуха заохала и поднялась. Отдышалась и шаркая заковыляла к выходу.

— Извините, что отняла столько времени, — проговорила она сдавленным голосом, с трудом переводя дыхание.

— Господи! — вдруг ужаснулся Ротаридес. — Ведь вы не сказали ваш адрес!

— Соседки бы вам сказали, — успокоила его старуха. — Но можете записать: Альжбета Траутенбергерова, Лососевая, 13, второй этаж.

Тихонько закрывая за ней дверь, он услышал, что на площадке ее остановила Рошкованиова и они завели разговор. Рошкованиова ни одного нового человека не пропустит, подумал он раздраженно; дорого бы он дал, чтобы узнать, о чем по-венгерски беседуют старухи. Внезапно его охватил страх: ведь он откровенно избегал эту Рошкованиову, а что, если она отговорит старуху или найдет ей другой обмен? Только убедившись, что разговор окончен и дверь в подъезде хлопнула на прощанье, он вздохнул с облегчением.

Примерно через полчаса после ухода Траутенбергеровой вернулась Тонка.

— Нет, ты мне просто не поверишь! — Он встретил жену с сияющим видом, ему не терпелось поскорей выложить ей всю эту почти неправдоподобную историю.

Но так уж водится: человек, не видавший чуда воочию, склонен сомневаться. Так и Тонка — она приняла его рассказ куда более сдержанно и недоверчиво, чем он ожидал. Правда, слушала внимательно, расспрашивала о подробностях, не скрывала удивления, но ликования Ротаридеса не разделяла.

— Забыл, сколько раз мы точно так же радовались? — предостерегала она его.

— Верно, но такого еще никогда не было. Ну могла ли ты даже предположить, что в один прекрасный день к нам по своей воле явится старушенция и предложит большую квартиру? И не потребует за обмен никакой платы? Тонка, она же еще и извинялась: «Простите, если задержала вас…» Она, с ее большой квартирой, мне с этой каморкой, представляешь?

— Вот это-то и странно… — покачала головой Тонка.

— Ей приспичило меняться еще больше, чем нам! Если она не поторопится с обменом, ее погрузят в фургон — и айда за реку! Старуха этого боится.

— Помнишь, когда умер тот старик сторож… как же его звали?.. Когда он умер от инфаркта, я с тех пор знаю, что даже почти готовый обмен до самой последней минуты ни от чего не застрахован. Я лучше погожу радоваться, пока не въеду в ту квартиру.

— Но надежда-то у нас по крайней мере есть? Да еще какая! Во какая! — Ротаридес весело развел руки. — Можешь ты радоваться надежде или нет?

— Могу, — улыбнулась Тонка.

— Главное, думай о том, что у нас появился шанс. Не исключено, что через неделю мы уже будем жить в большой квартире. А пока можно хоть помечтать…

— Дотерпеть бы до завтра, — вздохнула Тонка — Жаль, что меня не было дома… Почему ты не сказал ей, что мы придем смотреть прямо сегодня? Надо ковать железо, пока горячо… А если ей еще раз намекнуть, что мы готовы приплатить…

— Осталось проспать одну ночь. — Ротаридес обнял Тонку, широко улыбаясь и даже не замечая ни винных паров, ни других чужих запахов, которые она принесла с собой и среди которых, как змея, нахально вился сильный аромат одеколона марки «Золотой тигр», специально для холостяков-модников. Им пропиталась даже взятая у Эвы «Лисистрата», которая теперь была небрежно засунута между Овидием и Петром Цамензиндом на полке любимых Тонкиных книг.

В эту ночь Тонка вопреки принятой было ею тактике нарушила обещания, данные приятельнице, и сама была тому рада. Они предались любви — сначала поспешно и нетерпеливо, потом смакуя каждое движение и касание, заново переживая вкус уже изведанного губами тела, влажного от пота, теплого и шелковистого. Но тут их сборное ложе разъехалось, и они провалились в яму, прямо на ковер.