Сигрид Нуньес - Друг

Этот раздраженный враждебный тон, который так часто встречается в студенческих работах.

В реальной жизни Рильке не сумел быть мужем своей жены, которую он бросил примерно через год после их свадьбы. Не сумел стать отцом для своей дочери. Он, находивший такую живость красок и такое огромное значение в том опыте, который дает нам детство, и написавший столько прекрасных слов о детях, не заботился о собственном ребенке. Что не помешало ей посвятить свою жизнь его творчеству и памяти. Когда ей был семьдесят один год, она покончила с собой.

Рильке, который любил собак, пристально вглядывался в них, и у него с ними случалось глубочайшее единение. Однажды в молящем взгляде некрасивой находящейся на сносях бездомной собаки, которую он встретил рядом с кафе в Испании, он нашел «все, что проникает за границы одинокой души и уходит бог знает куда – в грядущее или в то, что не поддается пониманию». Он скормил ей кусочек сахара из своего кофе, что, как он написал позже, было сродни совместному служению мессы.

Рильке, в творчестве которого то и дело упоминался Аполлон.

Книга писем Рильке коротка, ее можно прочесть за два часа. Но скоро Аполлон засыпает, как ребенок, которому мать читала перед сном, ожидая, когда он заснет, чтобы на цыпочках уйти прочь. Но я не могу уйти на цыпочках. Зажатые его немалым весом, ступни онемели. Я шевелю ими, и он просыпается. Не вставая, он тянется к моей руке, в которой все еще зажата маленькая книжка, и лижет ее.

Теперь встаем мы оба и идем на кухню. Я насыпаю ему собачьего корма – уже подошло время кормления – и пока он ест, я готовлюсь вывести его на прогулку.

Я могла бы не обратить внимания на значение этого эпизода, подведя его под категорию моих антропоморфных фантазий, но уже на следующий день случается вот что: я сижу на диване, держа на коленях ноутбук, и тут ко мне подходит Аполлон и начинает обнюхивать книги, лежащие на журнальном столике. Его огромная пасть раскрывается и закрывается, схватив книгу Кнаусгора в бумажной обложке, которую я купила, что бы заменить ею тот экземпляр, который он изгрыз. О боже, неужели опять ? Но прежде чем я успеваю отнять у него книгу, он осторожно кладет ее рядом со мной.

Я, разумеется, слышала о терапевтических собаках. О собаках, которых специально обучают для работы в больницах, домах престарелых, зонах бедствия и тому подобное и предназначение которых заключается в том, чтобы нести людям утешение и ободрение в надежде облегчить их страдания. Я знаю, что таких собак используют уже давно и что в наши дни они часто помогают детям с эмоциональными проблемами или затруднениями в учебе. Чтобы улучшить их речевые навыки и повысить уровень их грамотности, детей в школах и библиотеках просят читать вслух собакам. Сообщалось, что это дает великолепные результаты: дети, читавшие собакам, делали гораздо большие успехи, чем дети, читавшие людям. Сообщалось также, что многие собаки-слушатели явно получали удовольствие от такого чтения, выказывая признаки пристального внимания и любопытства. Однако исследования, о которых я читала, умалчивают о той пользе, которую чтение вслух, осуществляемое людьми, приносит самим собакам.

Мне приходит в голову, что кто-то когда-то читал Аполлону вслух. Правда, я не думаю, что он представляет собой обученного и получившего соответствующее свидетельство терапевтического пса. (Разве такое ценное животное оказалось бы выброшенным на улицу?) Но я уверена, что кто-то читал ему вслух – а если и не ему самому, то, по крайней мере, в его присутствии – и для него это счастливое воспоминание. Может быть, дело просто в том, что ему читал вслух кто-то, кого он любил. (Может быть, это был ты? – «Насколько я знаю, нет, – говорит твоя третья жена. – Во всяком случае, не в моем присутствии».) А может быть, хотя Аполлон и не являлся профессиональной терапевтической собакой, он должен был слушать, пока этот человек читал, и за это его хвалили и вознаграждали? В пособиях по дрессировке говорится, что у многих собак в натуре заложено выполнять какую-то работу («когда им дают какое-то задание, собаки, проявляющие признаки скуки или подавленности, часто оживляются и воодушевляются»), однако люди почти никогда не дают им достаточно того, чем они могли бы себя занять – или же вообще не поручают им никаких дел.

А может быть, Аполлон – это гений среди собак, который каким-то образом понял мое отношение к книгам. Может быть, он уразумел, что когда я чувствую себя не самым лучшим образом, единственный выход для меня – это увлечься чтением книги. Может быть, об этом ему сказало его феноменальное собачье чутье. Если, как показывают исследования, нос собаки способен учуять рак, было бы совсем неудивительно, если бы он мог также учуять перемены в организме человека, вызванные снятием стресса или стимуляцией умственных процессов или чувством удовольствия. Если некоторые собаки могут предсказывать возникновение эпилептических припадков, что, как известно, случалось не раз, разве было бы странно, если бы какой-то пес мог предсказывать надвигающийся на человека приступ хандры?