Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

Махин внезапно оборвал рассказ на какой-то газетной публикации и пообещал «дать сегодняшнюю передовицу». Он вытащил из кармана маленькую бумажку, прошел в президиум и долго ее разворачивал – пока не вышло целое полотно. Глава управы протянул титану очки, тот принял их аккуратно, как отравленное оружие, положил стеклами на стол и некоторое время, покачиваясь, смотрел через эту лупу на текст.

Георгий уже был готов вскочить и побежать подхватывать Махина, но тот, наконец, сел, совладал с очками и изрек:

– Мы выбираем не Махина. Не депутата и не нашего представителя. Мы выбираем, поддержать или нет линию правительства Москвы, те начинания, с которыми к нам пришел мэр. А это и развитие московского транспорта, и благоустройство, и переоснащение больниц и поликлиник, и многое другое…

Махин читал с выражением, интонируя, как отличник на уроке русского языка. Он делал это настолько прилежно, что в его словах даже слышалась издевка. Как будто старик подмигивает слушателям двумя глазами сразу – смотрите, какое вам льют в уши.

Георгий с ужасом взялся оглядывать ряды присутствующих – но нет, полицейских постмодерн не забирал.

Махин читал, не отступая от написанного текста ни на слово. Когда он стал перелистывать страницы, Георгий даже испугался, что старик, как Брежнев из анекдотов, запутается в переносах и сморозит что-нибудь неслыханное. Обошлось. Вместо этого титан стал делать всё более заметные паузы между словами. Он стремительно начал превращаться в тот полуфабрикат, который Георгий видел в «гримерке».

Слава с неудовольствием посматривал на часы.

– Перебираем, – прошептал он. – Как бы не крякнуть.

– А такой живенький был после наркошки, – с досадой заметил Георгий.

– Ну так у волшебницы-химии тоже ресурс. Двадцать минут – нормально, 25 – терпимо. 30 – уже много. А через 40 рассыплемся в прах.

– Надо ей сказать, – кивнул Георгий на давешнюю тетку – главу клана, застывшую около входа в зал, всего в нескольких шагах от президиума.

– Да знает она всё, не ерзай.

И действительно. Тетка аккуратно скользнула на сцену, сунула главе управы коробочку, похожую на футляр от очков, и тут же отплыла обратно. К Махину этот футляр придвинулся уже открытым.

– Еще какие-то колеса? – поинтересовался Георгий.

– А то.

Титан посмотрел на таблетки с плохо скрываемым отвращением, но всё же взял протянутый управской обслугой стакан воды, что-то в него булькнул и сделал пару больших глотков.

– Еще год назад ситуация со злоупотреблениями в ТСЖ носила массовый характер. Мэр нацелил соответствующие службы и подразделения именно на то, чтобы разобраться с этим системно, – продолжил он читать.

– Много мы выиграли? – разглядывая титановый профиль, снова спросил Георгий.

– Минут десять.

После встречи как бы преданные поклонники Махина – толпа родственников и управской челяди – аккуратно под руки увлекли его в «гримерку», где уже была готова новая капельница. На сей раз Георгий был впереди всех.

Уложив титана на кушетку и пустив ему в вену синий раствор, Лидия выставила всех из комнаты, потребовав организовать пустой коридор для вывоза коляски.

– Спасибо, мальчики, – сказала она Георгию и Славе. – Бог вам отплатит.

– Это она так издевается? – спросил Георгий, выходя на крыльцо и закуривая.

– Не знаю, старик, – признался Слава. – А что тебе она? Тебе со своим богом договариваться.

Один из стоявших тут же ментов в это время говорил другому:

– А дед-то, видел? Херачит как паровоз. Бронепоезд!

Слава поехал с титаном по управам, а Георгию выпал бросок в префектуру Ближнемосковского округа – к вождям строительного племени, занятого сооружением рокады. Это были чужие берега, и здесь можно было ждать любых осложнений. Конюшня традиционно дружила с командирами центральной и восточной Москвы, а в отношении остальных префектов соблюдала вооруженный нейтралитет. Новая же Москва (долгое время старались привить населению определение «большая», но из этого ничего не вышло) оставалась дикими прериями. Так уж вышло, что когда наверху договорились прирезать к столице юго-западную колонию, в «новой Москве» мгновенно нашлась собственная власть, собственные олигархи и даже собственные авторитеты, не настроенные пускать к себе инородцев. Строители – как местные, так и конкистадоры, – насмерть сшиблись друг с другом за внезапно возникшие московские земли и неизбежные заказы на метро, дороги и другие объекты.