Дмитрий Захаров - Сады Адама

© Дмитрий Захаров, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В нынешнем году осень пришла в Петербург раньше обычного. На прошлой неделе сентябрьское солнышко согревало землю, даря надежду на бабье лето, а с наступлением выходных северная погода показала свой переменчивый нрав. Подул западный ветер, свинцовая гладь залива покрылась пенистыми барашками. Острые капли дождя хлестали по желтой листве.

Вдоль Приморского проспекта шел маленький человек. Он испуганно вжимал голову в плечи, и скалил острые зубы, когда мимо, с грохотом пролетали автомобили. Возле знака дорожных работ копошились люди в желтых безрукавках. Они были высокими, чернолицыми, потными, от них пахло железом и огнем. Человек нерешительно остановился, маленькие блестящие глазки настороженно изучали рабочих. Он вытянул нос, отчего жесткие седые усы щеточкой, и понюхал воздух.

Здесь находилась зона пешеходного перехода. Справа по ходу движения красовался памятник вождю мирового пролетариата. Сгорбившийся Ильич строчит апрельские тезисы. Если верить легенде, таинство рождения великих идей происходило в шалаше, на берегу озера Разлив. По иронии судьбы, теперь в этих местах раскинулись шикарные особняки, окруженные высокими заборами. Дворцы напоминают картели наркоторговцев На противоположной стороне трассы радушно распахнула стеклянные двери автозаправка. В примыкающем помещении находился небольшой магазин. На полках теснили друг друга яркие пакеты с чипсами, конфетами, в ряд выстроились бутылки пепси-колы и пива. Человек настороженно оглянулся, и вошел вовнутрь.

Сквозь застекленную витрину было видно, как он беседует с продавщицей, полной блондинкой в широком синем платье. На ее загорелой шее висела тонкая золотая цепочка с крестиком. Подошел мужчина, высокий худой, с выступающим кадыком и зализанными назад жидкими черными волосами. Человечек обернулся к нему. Его тонкие губы шевелились, он размахивал старомодной тростью с серебряным набалдашником. В руках у него оказался большой лист бумаги, женщина читала текст, ее муж недоверчиво усмехнулся. Визитер достал из старого чемоданчика мешочек – выражение лиц супругов мгновенно изменилось. Мужчина склонился над листом бумаги, поставил закорючку. Женщина нервно пожала полными плечами, и подписала бумагу.

Хлопнула дверь, все обернулись. Появился толстый мальчик, с большим родимым пятном на лбу. Человек наклонился к нему, ребенок отпрянул, спрятавшись за спину отца. Тот безучастно смотрел, как пришелец протягивает листок бумаги. Мальчик послушно прижал пальчик к документу. Бледные губы незнакомца искривила довольная ухмылка, он властно простер руку к женщине, она покорно сняла цепочку с крестиком…

В течение дня, этого странного, затянутого во все черное субъекта, можно было встретить в магазинах, банках, офисах. Он нигде подолгу не задерживался, загадочный документ покрывался подписями, и маленькими чернильными отпечатками пальцев.

Поздно вечером, человек оказался в престижном жилом квартале поселка Разлив.

Он по хозяйски толкнул ворота, и шагнул к низкой дверце, ведущей в подвал. Дверца со скрипом открылась, и пришелец, ловко пригнувшись, нырнул в зыбкую мглу

Марк Коган не любил заниматься сексом по утрам. Сначала необходимо принять душ, выпить пару чашек кофе, и тщательно почистить зубы, а потом начать обмениваться жидкостями. Он был сова, и каждодневное пробуждение в семь тридцать утра воспринимал как небольшой подвиг. Лена думала иначе. Она прочитала в женском журнале, что по утрам у мужчин самый высокий уровень тестостерона в крови, а ярким как рождественская елка иллюстрированным страницам она доверяла безраздельно, и нежелание супруга заниматься любовью по утрам воспринимала как упрямство. Лена была красива, капризна и эгоистична. Она любила утреннюю истому, ей нравилась горчичная теплота размякшего со сна тела. Утренний секс превращался в долгое однообразное удовлетворение похотливой жены. Марк послушно целовал девичий живот, женщина восторженно взвизгивала, и дергала мужа за редеющие волосы.

Господин Коган имел множество комплексов, но более всего стеснялся ранних залысин, и старательно зачесывал череп длинными прядями тонких каштановых волос. Друзья советовали ему подстричься наголо, ставили в пример Брюса Уиллиса и Юла Бриннера – самых привлекательных плешивых мужчин столетия. Марк в ответ ухмылялся, но на душе у него было скверно. Круглый, увенчанный очками, шишковатый череп, возвышающийся на худой цыплячьей шее, требует волосяного прикрытия, это – аксиома. Он страдал, и ненавидел своего отца за преждевременную аллопецию, которая наследуется по материнской линии. Плешивый господин Коган старший был не виноват. Он напоминал пожилого грифа, и надеялся, что наследник рано или поздно примирится с таким заурядным явлением как лысина.