Дмитрий Захаров - Сады Адама

Неприятный голос менеджера сверлил воспаленный мозг. Так мог говорить иностранец, безукоризненно вызубривший чужой язык, и тем не менее, остающийся для него не родным, со сложной фонетикой, которую выучил старательный мозг, но так и не могли усвоить язык и губы.

– Конечно, вы не можете помнить меня. Минуло столько лет! Вечность!

– Я впервые в жизни вас слышу!

– Генетическая память – своеобразная штука! Одно помним, другое забываем. Я вас не виню в забывчивости. Однако, пользуясь случаем, хочу прорекламировать наши идеи. Только что вы и ваша милейшая супруга имели удовольствие убедиться в действенности наших технологий!

– Какие к лешему технологии?!

– Наша фирма – лучшая в своем сегменте рынка! – азартно тараторил Стоикус. Марку казалось, будто в ухо вместе с речью вползает скользкая ледяная змея. Совершив усилие, он словил паузу в словах настойчивого менеджера, и произнес.

– Подождите минуту, я возьму другую трубку…

– Ваш гипоталамус оказался восприимчив к действию нашей техники! – похабно хохотнул незнакомец.– «Ари» и «Адхамар» – очень древние слова. Едва ли вы найдете их в википедии!

– Не говори с ним… – прошептала Лена.

– Что?!

– Не разговаривай с ним! – девушка прижимала к себе кота. Персик залез на внимательно смотрел на мужчину круглыми желтыми глазами.

– Но я даже не знаю, кто это?!

– Повесь трубку, и отключи телефон!

– Что может случиться, от телефонного разговора? – его раздражала манера жены, недоговаривать простые вещи.

Она отпустила протестующе вякающего кота, накинула халат на голые плечи, вырвала трубку из рук. Марк пожал плечами, и едва сдерживаясь от приступа праведного гнева, вышел из спальни. На кухне он поставил на плиту кофейник, зажег газ, обжег палец, открыл кран холодной воды, и долго держал руку под ледяной струей.

На работу он безнадежно опоздал. Если не случится чуда, ему предстоит выслушивать унизительный перечень своих негативных качеств. Шеф безусловно являлся талантливым человеком. Сосредоточив незадействованное либидо на унижение подопечных, он достиг в этом искусстве удивительного мастерства. Говорил медленно, процеживая слова сквозь тонкие поджатые губы, и для каждого слушающего умудрялся найти персональную болевую точку.

Палец онемел. Марк выключил воду, бросил взгляд на настенные часы. Чашка с растворимым кофе выпала из слабеющих пальцев, разбилась вдребезги, порошок седой пылью покрыл босые ступни. Он стремительно пробежал в прихожую, схватил новенький айфон. Ошибки быть не может! Шесть двадцать семь.

– Лена! – он бросился к телефону, и дрожащими пальцами набирал рабочий номер. Половина седьмого! Фирма закрывается в шесть. Протяжные, безнадежные гудки. Он смотрел на босые пальцы своих ступней. Они были бело-розовые, плотно прижатые друг к другу, с тонкими пегими волосками на подъеме. Как такое могло случиться?! Обычно, наказуемый стоял посредине кабинета, стул ему не предлагали. Часто во время экзекуции присутствовала Пепе. Она молчала, не отрывала блеклых глаз от бумаг, и бледные щеки девственницы покрывались розовой краской. Он собрался уже повесить трубку, когда на том конце провода раздался резкий голос.

– Слушаю!

– Это – Коган! Я видите ли заболел! Отравление, или что-то в этом роде! Только сейчас немного в себя пришел. Проспал весь день! Простите меня… – он выпалил на одном дыхании, зажмурил глаза. В трубке стояла мертвая тишина.

– Алле… Вы слышите меня?!

– Слышу, – голос шефа был на удивление спокоен, без язвительных интонаций, с необычным присвистом, будто ему вырвали передний зуб. Возможно, шеф запил! И превратился в славного добродушного весельчака. Ну конечно, же он запил! Как бы предвосхитив его догадки в трубке заговорили.

– Уважаемый, Марк! Вы, вообще-то зачем звоните?

– Ну как это зачем?! Предупредить! Я выйду на работу. В любом состоянии!

Шеф хмыкнул.

– Интересный вы человек! Пепе к вам дважды домой ездила, мы решили, случилось, что-то серьезное. К телефону не подходите, дома тоже никого… По вашей просьбе звонил Стоикус, обещал привести документы.

– Я не знаю никакого Стоикуса! – прошептал человек. Голос шефа наплывал издалека, будто это не речь вовсе, а диковинная чужеземная песня. Отвратительная шепелявость делала речь похожей на птичье пение. – Я болел… я был дома!

– Безусловно! – пропел шеф. – Это и есть заболевание, и нечего тут стыдится. – Пение стало громче, сочный мужской баритон выводил сложную партию. – Все, чем я могу вам помочь, это дать адреса сообществ, – на фоне поющего баритона завыли сотрудники, верещала Пепе, грянули хором программисты, сладко подтягивали девчонки из группы обслуживания.