Даниэль Рондо - Механика хаоса

– Кризис их не пощадил, – сказала Жаннет.

Хабиба ждала нас на крыльце Дома культуры. Она была в джинсах и белой майке, на голове – ярко-желтый платок, оттенявший ее юную улыбку и блеск ее глаз.

Она сияла.

Завидев нас, она громко крикнула: «Привет!» – возможно, это слово она выучила на новом языке первым. Сбежав по ступенькам, она бросилась обнимать Жаннет.

Несколько месяцев назад Жаннет ранним утром нашла на мальтийском берегу Хабибу и ее брата, чудом спасшихся после морского шторма. Они были истощены физически и морально. Сегодня они встретились вновь – в городке, пораженном гангреной глобализации.

Они стояли друг напротив друга, держась за руки. Жаннет, загорелая, с развевающимися на ветру волосами, тоже сияла.

Она обняла юную сомалийку и подняла ее на руки.

У меня мелькнуло, что в подобных встречах проявляется своеобразная ирония судьбы. Судьба играет людьми, одних толкая в тьму насилия, других ведя к свету. Но затем я откорректировал собственную мысль. Судьба предполагает, а человек располагает. Хабиба решила для себя, что больше крушений в ее жизни не будет. Что касается Жаннет, то по тому, как она подняла Хабибу, было видно: она сделает все, чтобы никакая вода не захлестнула девочку с головой.

Перед бетонным бараком, примыкающим к основному зданию, сидело человек пятнадцать мигрантов. Они курили, говорили по телефону или слушали музыку. На нас они смотрели с полным равнодушием.

Мы вместе вошли в общежитие, чтобы поздороваться с директрисой. Это была высокая женщина лет сорока с длинными вьющимися волосами, одетая довольно небрежно. Над ее столом висели портреты Че Гевары и Нельсона Манделы. Она приняла нас вежливо, но скорее холодно, – посетители к ее питомцам являлись нечасто. Мы своим приходом оторвали ее от работы, а может, просто нарушили привычный для нее распорядок дня. Я из любезности расспросил ее о том, что она делает для мигрантов.

– Это все очень сложно, – ответила она. – Мы даем им приют и ждем, когда их переведут в другое общежитие, ближе к Парижу, где они смогут в течение нескольких месяцев окончить курсы. У нас здесь – что-то вроде транзитной зоны. Я должна их чем-то занимать, но у меня нет средств. В нашем муниципалитете засели правые, которые урезали мне бюджет. У меня было два преподавателя: первый давал уроки йоги, второй – уроки языка тела, и мне пришлось одного из них уволить. К сожалению. Иногда к нам приходит девушка-волонтер, которая учит их французскому. Ну, и еще мы помогаем им с оформлением необходимых документов.

Жаннет решила не объяснять, зачем мы здесь, и просто восхитилась ее самоотверженностью. В результате нам разрешили взять с собой Хабибу в город на обед.

В пиццерии «Стамбул», расположенной на небольшой площади, рядом с небольшим водоемом с проточной водой, бронировать столик заранее не требовалось. Зал практически пустовал. Мы не соблазнились предложенным в меню кебабом и ограничились пиццей. Пока мы выбирали, кому какую, официантка – еще не старая, но сильно потрепанная жизнью женщина, – рассказала нам, что прошлой весной город затопило больше чем на неделю:

– Наводнение, да безработица, да терроризм… Не знаю, как вам, а у нас все это уже вот где сидит… Значит, всем неаполитанскую? А что будете пить?

Эти люди существовали в атмосфере апокалипсиса. Эта мысль уже посетила меня в общежитии, когда я невольно сравнил Хабибу с директрисой Дома культуры. Почему лицо одной – бездомной беженки, парии – светилось радостью, а на лице другой застыло выражение тревоги? Почему первая улыбалась, а вторая – нет?

Мы заказали две бутылки минеральной воды, и Жаннет принялась расспрашивать Хабибу. Рим худо-бедно переводила вопросы и ответы, перескакивая с арабского на английский и наоборот.

– У меня все хорошо. Жалко, что учительница французского приходит так редко. Я видела ее всего один раз. Зато я два раза ездила в Париж, к дальним родственникам, видела Эйфелеву башню и Триумфальную арку. Я жду, когда меня переведут в новое общежитие, ближе к Парижу, там я буду учить французский и получу какую-нибудь профессию. Я хочу объездить всю Францию. Хочу побывать в Марселе и Страсбурге. Мне хочется все узнать. Еще хочется посмотреть на Монблан, пока он не почернел, – я правильно понимаю, что «Монблан» означает «Белая гора»?

Слова лились из нее потоком. Единственное, что ее по-настоящему беспокоило, – это судьба матери. Кто-то из родственников сказал ей, что мать сейчас в лагере беженцев. Хабиба мечтала поскорее начать работать и купить матери билет до Парижа.