Ивлин Тойнтон - Современное искусство

— Да ну?

— Ага. Он подобрал где-то в бухточке пса, дворнягу, но, видать, там и колли поучаствовал, а собственный его пес взревновал, вот какое дело. Так что он привез этого пса в мастерскую и уломал папашу разрешить мне оставить его у себя. Умнющий был пес, когда он сдох, я плакал, как маленький.

— А что еще вы о Мэддене помните?

— Вы что, подсели на него? Теперь к нам много таких наведывается. И старики — есть тут такие, — чтоб им кружку пива поставили, плетут про него небылицы для тех, кто наезжает сюда на лето.

— Я вам две поставлю, только расскажите о нем что-нибудь еще.

— Он что, ваш кумир или что?

— Ну да. Мой кумир номер один. А я только что сидел в саду с его вдовой, а сейчас еду с парнем, которому он подарил первого в его жизни пса. Да я вам выпивки поставлю — залейся — до того мне хорошо.

— Я вас везу в одно местечко, — помолчав, говорит Сэм, — которое он мне показал. Сказал, место, мол, это особое. Когда он умер, я пошел его искать и не отыскал, а как мне двенадцать стукнуло или около того, снова его нашел. Играл с ребятами в индейцев. Мы выслеживали оленей и вышли на прогалину. И я мигом понял, где я. Дух там такой. Можете помолиться там за него, хотите?

Сэм резко сворачивает с дороги на узкую не мощеную тропу. Ветровое стекло скребут ветки, из-под колес вылетают клубы пыли. Сэм хохочет во все горло, молотит кулаком по приборной доске.

— Придержите шляпы, — орет он, когда грузовичок, потряхиваясь на трех колесах, ухается вниз по склону, врезается в купу деревьев и чуть спустя останавливается.

— Лады, господа хорошие, на выход. Здесь цивилизация кончается, здесь правит зверье.

Сэм с Полом выпрыгивают, предоставив Лиззи выбираться своими силами. К тому времени, когда она осторожно выползает из грузовика, спотыкается о куст, падает, встает на ноги, они уже на опушке.

— Видите этот куст? Это дикая люцерна. Я сказал миссис Мэдден, что индейцы пользуют ею от артрита. Вы что-нибудь о люцерне знаете?

— Ровно ничего не знаю про растения.

— И зря. Могли бы сами готовить краски, как старые художники.

— Не исключено, что когда-нибудь я и приду к этому.

— Будь я художником, я бы все делал сам, начинал с нуля. Замешивал бы краски на яичных белках.

Запыхавшись, Лиззи наконец нагоняет их. Чем дальше она углубляется в лес, тем там холоднее и сумрачнее. Ей, пожалуй, лес не нравится. Но вскоре начинает светлеть, перед ними открывается залитая солнцем полянка, она пестрит синими, красными цветами, едва они вступают на нее, как в воздух взлетает стайка белых бабочек.

— Ну вот. Вот оно, то самое особое место, — объявляет Сэм. — А вот и дерево. — Он указывает на гигантский старый клен, высоко вознесшийся над обступившими его низкорослыми деревцами, по другую сторону прогалины. — Можно улечься под этим кленом — так он, наверное, тут лежал, травку покурить, на небо посмотреть. Ну же, Лиз. Садитесь сюда, на мох, тут мягче всего.

— Я боюсь, она проснется, а меня нет.

— Так Нина же там. Что, Нина не сумеет ее обиходить? Вдобавок мне не с руки туда приехать, пока она спит. Хочу показать ей рисунки кресла, каким я его вижу.

— Какого кресла? — любопытствует Пол, и Сэм описывает трон из лиственницы и вишневого дерева, который он сконструировал, чтобы Белла могла подниматься и спускаться по лестнице на второй этаж.

— Я тут подбирал для него тросы. И узнал: есть такие облегченные пластики, что прочнее металла.

Пол поддакивает: мол, просто удивительно, какие композитные соединения нынче производят. А Лиззи думает: до чего ж мужчинам интересно друг с другом и до чего ж скучные у них разговоры, но тут Сэм вскакивает:

— Хотите забраться на этого великана?

— Да я уже лет тридцать не лазил по деревьям.

— Ну и что. А он бы полез. И долез бы до самого верху. Вот что им было невдомек, не понимали они его. А он удержу не знал. И не стал бы просиживать штаны и разговоры об искусстве разговаривать.

— Идет. Уговорили.

— Лады. — Сэм поворачивается к Лиззи: она было собралась остановить Пола. — Будьте спокойны, я за ним послежу.

И слово свое держит. Лиззи провожает их глазами и видит, как Сэм, прежде чем дать Полу знак лезть выше, раскачивается на ветке, проверяет, достаточно ли она крепкая. Тем временем Пол — вне себя от восторга — ухает, гикает.

— Здорово, — кричит он ей. — До чего ж здесь здорово!

И вот он на вершине, балансирует на верхней ветке, его силуэт вырисовывается на фоне неба, он задирает голову, его борода, волосы блестят на солнце. И Лиззи знает: она запомнит его навсегда таким.