Юрий Гаврилов - Записки комбата

Когда они прощались, он взял ее за руку и, помедлив мгновение, поцеловал — прикоснулся к губам коротким, стремительным поцелуем. Аюн едва удержалась, чтобы не схватить его за руки, чтобы не задержать его, не просить остаться…

«Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать…»

1924. С. Есенин

Сергей Николаевич лежал на диване и предавался воспоминаниям. В памяти возник прошедший високосный две тысячи двенадцатый год. Год невосполнимых потерь. Ушел из жизни друг Петрович, полковник и сосед по даче. Умер Михайлович, сосед по лестничной площадке, обеим чуть за семьдесят. Дружили двадцать лет, с ними прошла значительная часть жизни. Не стало друга курсантской юности Черного, Вовки Микрюкова…

Все сейчас начинается с Интернета. Как в сказке, не от куда, буквально из небытия, находятся друзья-товарищи детства, юности и зрелых лет. Друзья, с которыми съел не один пуд соли, следы которых, судьба-злодейка запутала так, что не мог их распутать десятилетиями, вдруг мгновенно, по одному клику кнопки, возникают на экране монитора. Чудеса, да и только.

«Однако, что самое страшное, — размышлял Сибирцев, — уходят они так же быстро и неожиданно. Так ушел Коля Чаплыгин. Так ушел Черный… Ведь собирался к нему в гости, да практически, уже был в пути, и в последний момент отложил поездку. Подумал, потом, чуть позже… А вот уже и ехать не надо… Не к кому. А он ведь ждал меня… Чувствую, что ждал. В последних разговорах по Скайпу был в нем какой-то надлом, какое-то неудовлетворение жизнью. Ведь казалось, жизнь удалась: подполковник, следователь-важняк, свой бизнес, дети в порядке. А надрыв был… Болел сильно: позвоночник и диабет. Может это, а может, отголоски первой чеченской. Срочно закрыл свой бизнес — почему? Не объяснял и не жаловался… И вот нет его. Нет Черного!.. Друга моего!.. И никогда не будет… А я так к нему и не съездил… Дурак я!..»

Ушла из жизни мама, любимая Полина Васильевна. На девяносто первом году. Последние семь лет они были вместе (Сергей перевез ее из Вытегры к себе). «Хоть под конец жизни пожила в благоустроенной квартире рядом с сыном и снохой. Наверное, она была довольна?» — успокаивал себя Сибирцев.

Последнее время она часто вспоминала младшего из своих братьев — Константина. Тот, далекой зимой тридцать седьмого года, ушел на лыжах из родной деревни Кондуши по льду Онежского и Ладожского озер, учиться в Ленинград, а это, без малого, полтысячи километров. Он поступил в Военно-Медицинскую академию, которую успешно закончил летом сорок первого. В июле Константин уже был на Северном фронте.

16 августа 1941 года Константин Лобышев пал смертью храбрых!

Тихонько насвистывая под нос какой-то не особенно веселый мотивчик, Сибирцев поднял обеими руками готовую полку, сначала подержал ее перед собою, примериваясь издали, потом подошел к стене и аккуратненько приложил. Не оборачиваясь, громко спросил:

— Ну, как?

— Правый краешек чуть выше, — отозвалась Юля.

— Так?

— Ага.

Держа изделие одной рукой, он наметил точки беглыми прикосновениями остро заточенного карандаша, поставил полку у стены и взялся за инструмент. Минут через десять полка красовалась на выбранном месте: светлое дерево, мастерски покрытое бесцветным лаком, места хватит для трех горшков с цветами, да еще по бокам два поместятся. И что характерно, все сделано собственными руками.

Отступив на середину комнаты, Сибирцев полюбовался своим произведением и, глядя на Юлю, не без законной гордости, вопросил:

— Есть мужик в доме?

— Временами, — ответила Юля с непроницаемым лицом.

— Я и смеситель поменял, — напомнил Сибирцев нарочито безучастным голосом. — И кафель приклеил намертво. И люстру укрепил. И много еще там… Есть мужик в доме?

— Сибирцев.

— Чего?

— К зеркалу подойди.

— А на кой?

— На себя посмотри. Можешь ты хоть раз послушаться без пререканий.

— Есть, товарищ боевая подруга, — пробурчал Сибирцев и подошел к зеркальной дверце шкафа.

Как и следовало ожидать, он не узрел ничего особо выдающегося. В зеркале отражался высокий упитанный мужик в семейных трусах и майке, что характерно, седой, но без малейших признаков лысины, да и насчет морщин не стоило пока особенно переживать.

— И что? — сказал он, пожимая плечами. — Не юный лейтенант, конечно, но, по-моему, вполне нормально. Бывает и печальнее, вон у соседа лысина на всю голову, а он на восемь годов моложе…